Сергей Лукьяненко - Цель и средства. Лучшая фантастика – 2021 [сборник litres]

Жарков ослеп от внезапной красной вспышки перед внутренним взором и потому замешкался. Граф его опередил. Плагупта стиснула его ладонь, как утопающий хватается за соломинку.

– Теперь хорошо, – сказала она ясным голосом и умерла.

Они сидели над мертвой паучихой, которая улыбалась черными искусанными губами, закрыв заплывший глаз, а другой устремив в небытие.

– Наконец-то, – сказал Карранг. – Я уж и не надеялся, что она… – Он спокойно перехватил свирепый взгляд Жаркова. – Женщине не пристало так долго страдать. Такой у нас, абхугов, предрассудок.

– Нормально, – сказал Жарков очень тихо.

– Если бы нас вдруг вытащили, – промолвил граф. – Ваши, разумеется… Я даже рад, что мне не придется убивать ее снова. Паучиха была хорошим противником. Как она меня прихватила на берегу… Думаете, мы встретимся у престола небес?

– Только не начинайте беседу с оскорблений, – кисло улыбнулся Жарков. – Вы же записное хамло.

– Меня всегда поражало, – сказал Карранг с непонятной интонацией. – Мертвые абхуги и квэрраги неразличимы. Мертвых людей видеть не доводилось… пока. Что я несу?! – изумился он. – Не доведется уже… и не надо. Неужели вы правы, плебей, и мы одна раса?

Граф и сам выглядел не лучшим образом. Лицо его, обросшее тугой щетиной, напоминало черно-белую маску. Дыхание вырывалось из разбитой груди, как воздух из дырявого меха.

– Слушайте, как вас… Жарков, – проговорил Карранг, скорчив гримасу, которая в иных обстоятельствах сошла бы за надменную усмешку. – Эта история про генезис… Ведь вы все выдумали? Скажите честно, я не хочу умереть полным идиотом. Если это правда… почему вы так долго молчали? Почему вы всех нас выставили полными идиотами?

– Потому что вам нравится быть идиотами, – сказал Жарков досадливо. – Потому что вы ровно малые дети, готовы свалить свою вину на что угодно, лишь бы чувствовать себя правыми. Мы здесь ни при чем. Мы просто прилетели из Галактики, чтобы не позволить вам поубивать друг дружку.

Жарков вдруг понял, что его никто не слышит. Он говорил сам с собой, с рекой, с лесом, с небесами, которым было все равно.

Он стоял над Плагуптой и о’Карраптом, глядя на них, но не видя, испытывая полную опустошенность. Словно бы и он умер вместе с ними.

Затем начал действовать, ни о чем не думая, как автомат, запрограммированный на выполнение бессмысленных операций. Уложил тела на волокушу, пристроил потеснее, повернул головы так, чтобы глаза в глаза. Лица после смерти переменились, черты разгладились, гримасы ненависти и боли ушли, уступив место покою. Дотащил до берега реки и столкнул в воду. Сейчас ему почему-то казалось, что так будет правильно. Почему правильно, объяснить он бы не смог. Течение подхватило погребальный плот и легко вынесло на середину. Жарков отвернулся, не желая знать, что там будет дальше. Он был свободен и мог возвращаться к своим.

Память подсказывала ему верный путь. Он то шел, то переходил на бег, изредка останавливаясь отдохнуть. Его окружал лес чужого мира. Больной, запуганный, отравленный дымом войны, израненный ракетными ударами, испятнанный ожогами фотонных атак, но по-прежнему живой. В капустных кронах возились руконогие зверушки в короткой шерсти под цвет листвы. Треща жесткими крыльями, кто-то перелетал с дерева на дерево, не то мелкая птица, не то крупное насекомое. Уродливый нарост на стволе вдруг оживал, приподнимался на крохотных лапках, поводил треугольной головкой и стремглав уносился прочь. Шуршала сухая трава, под ней, как под старым одеялом, укрывалась от стороннего взгляда своя жизнь. Где-то вдали громыхало, небеса озарялись инфернальными сполохами, война не прерывалась, но, подобно грозовому фронту, отползла куда-то далеко, позволив этим местам передышку. Очень удачно Жарков наткнулся на «живую шпалеру», переплетенные в сплошное зеленое полотно стебли пурпурных лиан, захватившие в свой плен сразу несколько стволов. Шпалера уже отцвела и теперь бурно плодоносила. Перезрелые плоды, похожие на черные античные амфоры, частью опали и валялись у подножия шпалеры, частью свисали на манер причудливых украшений. Здесь Жарков остановился надолго, потому что внутри амфор скрывалась пропитанная влагой нежная зеленоватая мякоть изумительного вкуса. Вдобавок содержимое поднятых с земли плодов начало бродить, сообщая мякоти отчетливый винный привкус. Абсолютно ни о чем не думая, Жарков плотно, с запасом, набил желудок и впервые за время с момента славной гибели наблюдательного поста почувствовал себя сытым. Он утратил всякое представление о времени и расстоянии. В чем он был отчасти уверен, так это в избранном направлении. Чего ему вовсе не хотелось, так это пережить в лесу еще одну ночь.

Жарков двигался не таясь, умышленно производя как можно больше шума. Поэтому ближе к вечеру его обнаружили и обстреляли. Не прицельно, совершенно для порядка. Не зная, чье неравнодушное внимание он привлек, Жарков заорал во всю глотку на земном интерлинге:

– Галактические силы разъединения!..

Кусты расступились, на свободное от растительности пространство вышли трое в боевой мимикрирующей экипировке, в шлемах с опущенными забралами.

– Инспектор, – сказал на абхугском тот, что шел первым. – Вы ранены? Хотите пить? Нужна помощь?

– Да, – выдохнул Жарков, согнувшись пополам и для верности уперевшись ладонями в колени. – Доставьте меня на базу ГСР.

Абхугские рейнджеры стали кружком, почти касаясь шлемами, и что-то между собой обсудили. Затем все трое слаженно откинули забрала. Первый обратился к Жаркову на интерлинге:

– Империя будет рада подтвердить приверженность миру и оказать содействие нашим галактическим друзьям. У нас есть краулер-бронеящер, внутри тесновато, но мы найдем способ потесниться. Как к вам обращаться, инспектор?

– Жарков, – сказал тот. – Просто Жарков.

В кабине краулера и впрямь было не повернуться, разило горелым металлом и органическим топливом. Водитель сидел в кресле, повернувшись спиной, остальные разместились на полу, толкаясь плечами и коленями. Откуда-то возникла баклага с пивом, сама собой всплыла вяленая рыба, но разговор не клеился. Из чего Жарков сделал вывод, что в последних боях удача от Империи отвернулась.

– Граф Карранг о’Каррапт, – сказал он. – Кому-нибудь знакомо это имя?

– Впервые слышу, – откликнулся один из рейнджеров. – Кто он? Что с ним не так?

– Пилот такого же механизма, как и ваш. Он погиб.

– А, – равнодушно сказал другой рейнджер. – Обычное дело на войне. Графы, знаете ли, тоже смертны.

У него было длинное, худое лицо, темная кожа в мелких оспинках казалась пропитанной липким дымом. Рыжая щетина на голове и скулах перемежалась седыми островками. Большой острый нос придавал облику нечто птичье. Все рейнджеры поразительно напоминали стаю больших усталых птиц. В их компании Жарков, как никогда, выглядел белой вороной во всех смыслах.