Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Морейн отметила, что Ранд никак не отреагировал на упоминание имени Ланфир. Почему? Потому что не боится ее – но коли так, он попросту глуп. Или на то есть иная причина?

– Ну а если Калландор возьмет Саммаэль, или Равин, или кто-то другой из мужчин-Отрекшихся? – продолжала Айз Седай. – Любой из них способен использовать его не хуже тебя. Подумай о противоборстве с могуществом, от которого ты так легко отказался. Подумай, насколько возрастет мощь Тени.

– Я почти надеюсь, что кто-нибудь из них явится за Калландором. – Глаза Ранда грозно сверкнули, они казались серыми грозовыми тучами. – Знай, Морейн, что всякого, кто попытается вынести Калландор из Твердыни, направляя Силу, ждет неприятная неожиданность. Поэтому и думать забудь о том, чтобы забрать меч на хранение в Башню. Я не мог установить ловушку, которая отличала бы приспешников Темного от всех прочих. Сила приводит ее в действие, только Сила. И я не покинул Калландор навсегда. Только пока я… – Юноша глубоко вздохнул. – Калландор останется здесь, пока я не вернусь за ним. Он будет напоминать им о том, кто я, а покуда они помнят об этом, я смогу вернуться в Тир без всякой армии. Нечто вроде прибежища. И все они, даже Алтейма и Сунамон, будут меня приветствовать. Если, конечно, Алтейма переживет встречу с мужем, а Сунамон сумеет избежать виселицы. Свет, как все запуталось!

Интересно, он действительно не смог сделать свою ловушку избирательной или не захотел? Морейн начала понимать, что Ранда не стоит недооценивать. Но Калландору место в Башне, во всяком случае до тех пор, пока этот упрямец не возьмет его снова. Он сказал: «Только пока я…» Пока он что? Он хотел сказать вовсе не то, что сказал. Но что же?

– Ну и куда ты собрался? Или намерен держать это в тайне?

Морейн дала себе слово, что не даст ему удрать в Двуречье, но ответ юноши удивил ее до крайности.

– Никакой тайны, Морейн. Во всяком случае, от тебя и Эгвейн. – Он взглянул девушке в глаза и произнес одно слово: – Руидин.

Девушка широко раскрыла глаза – она была поражена, будто впервые в жизни услышала это название. По правде говоря, и Морейн испытала нечто похожее. Ей почудился тихий ропот среди айильцев, но, когда она оглянулась, они шагали с непроницаемыми лицами. Ей очень хотелось отослать их прочь, но Морейн знала, что ей они не подчинятся, а обращаться к Ранду с просьбой она не желала. Тем более что в таком одолжении он запросто мог и отказать.

– Ты не айильский клановый вождь, – твердо сказала Айз Седай юноше, – и тебе нет нужды им становиться. Тебя касается лишь происходящее по эту сторону Драконовой Стены. Если только… Вот оно что – такие ответы ты получил в тер’ангриале. Кайриэн, Калландор и Руидин? Но я же говорила тебе, что смысл их слов смутен и неясен. Ты мог истолковать их неверно, а ошибка может оказаться роковой. И не только для тебя.

– Тебе придется довериться мне, Морейн. Ведь и мне частенько приходилось доверяться тебе.

По лицу юноши ничего нельзя было прочесть – в этом он не уступил бы любому айильцу.

– Так я и сделаю, – ответила Айз Седай. – Но если тебе потребуется мой совет, не тяни время, иначе он может оказаться запоздалым.

«Я не позволю тебе предаться Тени. Ты стоил мне стольких трудов. Не позволю – как бы дорого мне это ни обошлось».

Небо было подернуто белесыми облаками, смягчавшими жар полуденного солнца. Городские улицы, по которым Ранд вел на восток странную процессию, продувал легкий ветерок. Согласно его приказу, жителям Тира ничего не сообщали, однако слухи о том, что что-то происходит, постепенно распространились по городу. Любопытствующие бросали свои дела, устремляясь туда, откуда можно было получше рассмотреть выступивший из цитадели отряд. Айильцы шли через город – айильцы покидали его. Горожане, которые не видели, как они вступили той ночью в Тир, которые едва ли верили, что они вообще были в Твердыне, теперь выстраивались вдоль улиц, высовывались из окон, облепляли покатые крыши, цепляясь за шпили, коньки и флюгеры. По мере того как жители Тира подсчитывали проходивших мимо айильцев, в рядах их нарастал ропот. Не может быть, чтобы столь ничтожные силы – всего несколько сот воинов – овладели Твердыней. А поскольку над крепостью по-прежнему развевался Драконов стяг, горожане предположили, что там остались тысячи айильцев и, разумеется, сам лорд Дракон.

Ранд ехал по улице в одной рубахе и был уверен, что зеваки не отличат его от обычного путника. Для них он просто чужестранец – довольно богатый, раз едет верхом на породистом крапчатом жеребце лучших тайренских кровей, и малость чудаковатый, коли путешествует в такой, более чем странной компании. Едва ли его могли принять за вожака отряда – на эту роль скорее подошли бы Морейн или Лан, хотя они и ехали позади него, перед айильской колонной. И боязливое перешептывание горожан было, конечно же, вызвано видом воинов Пустыни, а вовсе не им. Ранд подумал даже, что мог бы сойти за конюха, выезжающего лошадь своего господина. Хотя нет, слуга вряд ли поехал бы впереди. Да что там гадать, тем более в такой славный денек, когда – что и вовсе редкость для Тира – веет прохладой. Ему не надо творить суд и расправу, ломать голову над государственными бумагами и можно, хотя бы на время, забыть о роковых знаках, выжженных на сжимающих поводья ладонях.

«Хочется, чтобы это продлилось как можно дольше, – подумал Ранд. – Хоть чуточку дольше».

– Ранд, – сказала Эгвейн, – ты уверен, что поступил правильно, разрешив им взять… все эти вещи?

Он обернулся на голос девушки, которая, пришпорив Туманную, свою серую кобылу, поравнялась с ним. Откуда-то Эгвейн раздобыла темно-зеленое платье для верховой езды, а волосы ее были прихвачены на затылке зеленой бархатной лентой.

Морейн с Ланом держались позади, поотстав примерно на полдюжины шагов. Айз Седай, облаченная в голубое, с зелеными прорезями шелковое платье для верховой езды, сидела на белоснежной кобыле. Ее темные волосы были убраны под золотую сетку. Ехавший на рослом вороном боевом коне Лан привлекал, пожалуй, не меньше внимания, чем айильцы, вызывая в толпе охи и ахи. Плащ Стража менял цвета: при малейшем дуновении ветерка по нему рябью пробегали зеленые, коричневые и серые волны; когда он зависал неподвижно, то принимал цвет окружающих предметов, так что всадник становился как бы невидимым. В глазах от этого неприятно рябило.