Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

– Я не стала бы упоминать об этом, если бы ты сразу согласился помочь Илэйн и Найнив.

– Какая тут связь, чтоб тебе сгореть? – Том уже не выбирал выражений.

– Если ты отправишься с Илэйн и Найнив, то при следующей нашей встрече я сообщу тебе имена тех Красных сестер, а также имя отдавшей им тот приказ. Они поступили так не по собственной воле. А я непременно увижу тебя снова, ибо знаю, что ты уцелеешь в Тарабоне.

Том тяжело вздохнул и спросил нарочито безразличным тоном:

– Что мне проку от их имен? От имен Айз Седай, за которыми стоит вся мощь Белой Башни?

– Сдается мне, что человек, столь поднаторевший в Игре Домов, сумеет найти применение этим сведениям, – негромко произнесла она. – Им не следовало так поступать. Им нет оправдания.

– Прошу тебя, оставь меня в покое.

– Я хочу, чтобы ты понял: не все Айз Седай похожи на тех Красных сестер. И докажу тебе это.

– Пожалуйста…

Он стоял, опираясь на стол, пока Морейн не удалилась, ибо не хотел, чтобы она заметила его слабость. Но как только за Айз Седай затворилась дверь, Том рухнул на колени и слезы заструились по его щекам.

«О Свет! Овайн! Овайн!» Том сделал все, чтобы забыть об этом, но от прошлого не уйдешь. Он сердито растер лицо ладонями. «Тогда я не поспел ему на помощь, не поспел потому, что был слишком занят проклятой Игрой Домов». А теперь выяснилось, что в этой игре Морейн искусней его. Она добилась своего, играя на потаенных струнах его души. Овайн, Илэйн. Дочь Моргейз. С Моргейз его связывали теперь, пожалуй, только приятные воспоминания – ладно, наверное, не просто воспоминания, – но как отказать в помощи ребенку, которого качал на коленях? «Отпустить бедную девочку в Танчико одну? Да этот проклятый город и в мирные-то времена сожрал бы ее живьем, а сейчас он и подавно превратился в яму с бешеными волками». Но это значит, что он вынужден покинуть Ранда, оставить его во власти Айз Седай, как некогда оставил Овайна. Она загнала его в угол, прижала, как змею рогатиной, да так, что и не вывернуться. «Чтоб ей сгореть, этой Морейн!»

Повесив на руку корзинку для рукоделия, Мин другой рукой подобрала юбку и, выпрямив спину, скользящей походкой двинулась к выходу из трапезной. Она могла бы нести на голове полный кувшин вина, не расплескав ни капли. Отчасти такая походка объяснялась тем, что в этом бледно-голубом шелковом платье с облегающим корсажем, узкими рукавами и пышной юбкой, вышитый подол которой волочился бы по полу, когда бы Мин его не придерживала, она просто не могла ходить привычным широким шагом, отчасти же тем, что она чувствовала на себе взгляд Ларас.

Мин оглянулась и убедилась, что была права. Госпожа кухонь, заправлявшая всем кухонным хозяйством Башни, стояла в дверях и с улыбкой смотрела ей вслед. Кто бы поверил, что в юности эта приземистая толстушка была красавицей? Ныне же Ларас была неравнодушна к кокетливым молоденьким девицам, которых называла «резвушками» и с удовольствием брала под свое крыло. «Элминдреда» ей особенно приглянулась. Однако покровительство Ларас было Мин в тягость, ибо та, казалось, никогда не выпускала девушку из поля зрения. Мин улыбнулась, поправила отросшие черные кудряшки. «Чтоб ей сгореть! Неужто ей заняться нечем? Следила бы лучше за порядком на кухне, а то устроила бы выволочку какому-нибудь поваренку».

Ларас помахала ей рукой, и Мин помахала в ответ. Она не могла позволить себе ссориться с присматривающей за ней госпожой кухонь, особенно сейчас, пока еще не обжилась в Башне и в любой момент могла допустить промашку. У многоопытной Ларас, знавшей все повадки «резвушек», всегда можно получить полезный совет.

«Вот уж в чем я точно маху дала, – размышляла Мин, усевшись на мраморную скамью под высокой ивой, – так это в том, что занялась этой дурацкой вышивкой». Конечно, Ларас вовсе не сочла бы это промашкой. Девушка вынула из корзины пяльцы и тоскливо уставилась на свою вчерашнюю работу. Какие-то неровные цветки луговых ромашек и кривобокие светло-желтые бутоны – никто и не догадается, что вышивала она розы. Вздохнув, девушка принялась за стежки. Тяжко, конечно, но следует признать, что Лиане права, считая, что женщина может часами сидеть за пяльцами, высматривая все и вся, и никто не обратит на нее внимания. Все бы ничего, не будь она такой никудышной вышивальщицей.

Но по крайней мере, утро выдалось прекрасное. Золотистое солнце только что взошло над горизонтом, облачко-другое лишь подчеркивали голубизну чистого неба. Легкий ветерок шевелил высокие кусты калмы, усыпанные крупными алыми и белыми цветами, и доносил аромат роз. Скоро посыпанные гравием тропинки между деревьями заполнились спешащими по своим делам людьми всякого звания – от Айз Седай до конюха. Подходящее утро для того, чтобы сидеть да высматривать, не привлекая к себе внимания. Может, хоть сегодня ей удастся углядеть что-нибудь интересное и она не потеряет времени даром.

– Элминдреда?

Мин вздрогнула, уколола палец и сунула его в рот. Затем развернулась, намереваясь задать Гавину жару за то, что подкрался и напугал ее, но слова застряли у девушки в горле. Рядом с Гавином стоял Галад. Рослый, выше сводного брата, длинноногий, стройный и поджарый, его походку отличали легкость и грация танцора. Руки Галада тоже были длинными и изящными, но в то же время сильными. А его лицо… да что там говорить – он был самым красивым мужчиной, какого Мин доводилось видеть.

– Кончай сосать палец, – с усмешкой заявил Гавин, – мы и так знаем, что ты премиленькая девчушка. Зачем нам еще другие доказательства?

Вспыхнув, Мин отдернула руку ото рта и едва сдержала желание бросить на Гавина испепеляющий взгляд, не соответствующий образу Элминдреды. Гавин не получал никаких приказаний от Амерлин и сохранял секрет Мин только по ее просьбе. Правда, он не упускал удобного случая поддразнить девушку.

– Хватит дурачиться, Гавин, – вмешался Галад. – Госпожа Элминдреда, поверьте, он не хотел вас обидеть. Прошу прощения, но не встречались ли мы прежде? Когда вы так сердито посмотрели на Гавина, мне показалось, что я вас где-то видел.

С деланой застенчивостью Мин потупила взор.

– О нет, лорд Галад, разве могла бы я забыть встречу с вами? – кокетливо отозвалась Мин. Жеманный тон и еще не остывший гнев на Гавина заставили ее покраснеть до корней волос, что было очень кстати. Так и должна вести себя Элминдреда.

Она и впрямь разительно отличалась от прежней Мин, и не только благодаря платью и отросшим волосам. Лиане раздобыла в городе немыслимое количество пудры, помады, белил, румян, всевозможных мазей и притираний и не отстала от Мин, пока та не научилась отменно всем этим пользоваться. Грим подчеркивал скулы, губы были накрашены, брови подведены, ресницы вычернены, отчего глаза казались огромными. Совсем не похоже на нее прежнюю. Многие послушницы восхищались ее красотой, да и иные из Айз Седай называли ее не иначе как «прелестное дитя». Всего этого Мин терпеть не могла, кроме разве что платья, которое, признаться, пришлось ей по душе. Она с удовольствием выбросила бы все коробочки и склянки, но понимала, что без этих ухищрений не сможет оставаться неузнанной.