Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

Эда подняла руку, впервые за годы извлекла волшебный огонь. Он, хлынув из пальцев, поджег цветы, открыв скрытые под мороком шипы.

Она сжала пальцы. Синее волшебное пламя, если горит достаточно долго, расплетает чары, но ей приходилось сдерживать себя – беречь силы для защиты. В последний раз оглянувшись на Аралака, Эда топором прорубила проход в шипастых ветвях и невредимой выбралась на поляну.

Она попала в Сад богов. С первого шага накатил запах зелени, густой и вязкий – хоть катай на языке. Золотистые блики пестрили глубокую, до щиколоток, траву.

Деревья теснились вокруг. Между ними бродило эхо голосов – одновременно далеких и близких, пляшущих в журчании воды.

Слышала она их или это тоже чары?

Ей открылся большой родниковый пруд. Эда невольно свернула к нему. С каждым шагом голоса среди деревьев звучали громче, а голова кружилась, как лопасти ветряка. Голоса пели на незнакомом языке, но в песне угадывались старинные инисские слова. Старее старого. Древние, как терновые дебри.

У Эды вспотела сжимавшая топорище ладонь. Голоса воспевали обряд забытых веков. Вглядываясь в сплетение ветвей, Эда заставляла себя вообразить их омытыми кровью и вспомнить, что песня заманивает ее в ловушку.

«В конце тропинки я вижу большой камень и протягиваю к нему руку, только она кажется мне чужой рукой». Эда обернулась. Так и есть. Каменная глыба почти в ее рост сторожила вход в пещеру. «Камень раскалывается надвое, а внутри…»

– Привет.

Эда подняла глаза. На ветке над ней сидел мальчуган.

– Привет, – повторил он на селини. Тонкий, нежный голосок. – Ты пришла поиграть со мной?

– Я пришла к Лесной хозяйке, – сказала Эда. – Не позовешь ли ее, дитя?

Мальчик мелодично рассмеялся и пропал в мгновение ока.

Что-то толкнуло Эду обернуться к пруду. При виде всколыхнувшейся глади на затылке у нее проступил пот.

Когда над водой показалась голова, Эда перевела дыхание. На берег вышла женщина: нагая, с глазами как ягоды терна.

– Эдаз дю Зала ак-Нара, – кивнула, выходя на поляну, Калайба. – Сколько лет прошло!

Инисская ведьма. Лесная хозяйка. Голос ее был глубоким и чистым, как ее пруд, с непривычным выговором. Похоже, но немного иначе говорили в Инисе северяне.

– Калайба, – отозвалась Эда.

– Последний раз я видела тебя не старше шести. А теперь ты взрослая женщина, – заметила Калайба. – Как летит время. Легко забыть о нем, когда годы не оставляют следа на твоем теле.

Эда теперь явственно вспомнила это лицо с высокими скулами и полной верхней губой. Загорелая кожа, длинные, стройные ноги и руки. Темно-рыжие волосы волнами спадали на грудь. Никто, глядя на эту женщину, не дал бы ей больше двадцати пяти. Красавица, хотя была в ней и та жесткая худоба, которую Эда отметила в собственном отражении.

– Последней меня навещала одна из ваших сестер: приходила за моей головой, потому что Мита Йеданья вздумала наказать меня за чужое преступление. Должно быть, и ты пришла за тем же, – рассуждала Калайба. – Я бы посоветовала тебе даже не пытаться, да только сестры обители, пока меня с ними не было, стали слишком горды.

– Я не собираюсь тебе вредить.

– Зачем же ты пришла, миленькая волшебница?

– За знанием.

Калайба застыла с каменным лицом. Вода струилась по ее животу и бедрам.

– Я только что вернулась из Иниса, – пояснила Эда. – Прошлая настоятельница посылала меня служить их королеве. В Аскалоне я наслушалась о могуществе Лесной хозяйки.

– Лесная хозяйка… – Калайба прикрыла глаза и вздохнула, как будто уловив сочный аромат этого имени. – Ох, давно, очень давно меня так не называли.

– В Инисе до сих пор боятся тебя и почитают.

– Неудивительно. Странное дело, я редко бывала в дебрях даже в детстве, – сказала ведьма. – Селяне обходили тот лес из страха передо мной, а я по многу лет не навещала родных дебрей. Они слишком долго не догадывались, что мой дом там, где растет боярышник.

– Люди страшатся дебрей, помня о тебе. Через чащу ведет всего одна дорога, и те, кто по ней проходит, рассказывают потом об огоньках мертвецов и жутких воплях. Надо думать, там сохранились остатки твоей магии?

Калайба усмехнулась.

– Мита Йеданья отозвала меня в Лазию, но я рада буду предложить свой меч более могущественной волшебнице. – Эда шагнула к Калайбе. – Я предлагаю стать твоей ученицей, Хозяйка. Хочу узнать всю правду о магии.

Она сама слышала трепет в своем голосе. Если сумела без малого десять лет дурачить инисский двор, обведет вокруг пальца и ведьму.

– Мне это лестно, – сказала Калайба, – но ты, конечно, могла бы узнать правду и от настоятельницы.

– Мита Йеданья – не то что ее предшественница. Ее взгляд обращен во внутрь, – сказала Эда. – А мой – нет.

Это, во всяком случае, было правдой.

– Сестра, которая видит дальше собственного носа? Диковинка реже серебряного меда, скажу я тебе, – съязвила Калайба. – А тебя не пугают сказки, которые обо мне рассказывают у меня на родине, Эдаз ак-Нара? В них я – похитительница детей, злая карга, убийца. Пугало древних легенд.

– Страшилки, чтобы дети смирно сидели дома. Непонятное меня не пугает.

– А с чего ты взяла, что достойна силы, которой я владею столько веков?

– Недостойна, госпожа, – ответила Эда. – Но под твоим руководством, быть может, стану достойной. Если ты удостоишь меня своей мудрости.

Калайба поразмыслила, оценивая ее, как волк – ягненка.

– Скажи мне, – попросила она, – как там Сабран?

Эда едва не вздрогнула от того, как прозвучало у нее это имя: так произносят имена очень близких людей.

– Королева Иниса благополучна.

– Ты просишь правды, а на устах у тебя ложь.

Эда всмотрелась в ее лицо, отмеченное теперь проницательной усмешкой. Лицо – книга, написанная на забытом, непонятном языке.

– Королева Иниса в опасности, – призналась она.

– Уже лучше. – Калайба склонила голову к плечу. – Если предложение твое искренне, будь любезна, отложи свое оружие. Когда я жила в Иниске, гость, вступая на порог с оружием, наносил хозяину серьезное оскорбление. – Ее взгляд скользнул по арке с шипами. – Тем более – за порог.

– Прости. Я не хотела тебя оскорбить.

Калайба ответила непроницаемым взглядом. Эда с чувством, что подписывает себе смертный приговор, сложила свое оружие на траву.