Глен Кук - Крепость во тьме [книги 1, 2, 9] [сборник litres с оптимизированными иллюстрациями]

Несколько секунд спустя появился Мика с девушкой лет шестнадцати. Плотоядная ухмылка выдавала все его мысли.

– Не сейчас! – прорычал Колгрейв.

Мика тоже становился прежним.

– А ну-ка, красотка, – сказал Колгрейв, – покажи нам путь в подвал.

Всхлипывая, она повела нас в кухню.

– Барли, спускайся первым.

Барли взял свечу и минуту спустя вернулся:

– Вино и репа, капитан.

– Девчонка, я отдам тебя Мике, если…

Послышалось карканье. В комнате позади нас опрокинулись лампы и посыпались горшки. Я развернулся. В кухню вперевалку вошла черная птица.

– Похоже, она не знает, капитан, – сказал я. – Вероятно, есть потайной ход.

Колгрейв яростно посмотрел на меня:

– Угу. Вероятно. – Он покрутил золотое кольцо, украденное из добычи Мики. – Ага. Туда.

Мы бросились в передние комнаты. Все застучали по стенам.

– Здесь, – сказал Колгрейв. – Тролледингец!

Северянин взмахнул топором. Три удара разнесли деревянную панель в щепки.

За ней оказалась темная лестница, уходившая вниз. Я схватил фонарь.

– Барли пойдет первым, – сказал Старик. – Лучник, фонарь понесу я. Ты пойдешь за мной, со стрелой наготове.

Не слишком подходящее место для стрельбы из лука, но приказ есть приказ.

Ступенек было больше сотни. Я сбился со счета примерно на восьмидесятой. Внизу было темнее, чем в гробу.

Затем впереди появился слабый свет – бледный и призрачный, словно сияние, иногда возникавшее на верхушках мачт в дурную погоду. Колгрейв остановился.

Я взглянул вверх. На фоне дыры в стене стояла девушка-служанка. Между ее ногами проскользнула, переваливаясь, черная птица. Еще одна неуклюже порхала за спиной девушки, дожидаясь своей очереди.

Мы двинулись дальше. Лестница заканчивалась открытой дверью, из которой шел бледный свет, делая Барли похожим на привидение.

Трясясь от страха, Барли шагнул вперед. Во всей вселенной не существовало ничего более смертоносного, чем охваченный ужасом Барли.

За ним последовал Колгрейв, а затем я. Вокруг нас столпились Святоша, Мика и Тролледингец. Мы разошлись в разные стороны, готовые к любой встрече. Барли опережал нас на пару шагов.

Существо в красном возлежало на троне из черного базальта. На полу вокруг него сияла пентаграмма из живого огня. Знаки и символы в ее вершинах и углах подрагивали и светились. Сам пол казался темнее полуночного неба.

Пентаграмма была единственным источником света. Над троном красного существа стояли факелы, но они не горели.

Глаза существа были закрыты. На нежных губах играла легкая улыбка.

– Убить его? – прошептал я Колгрейву, натягивая тетиву.

– Погоди. Отойди чуть в сторону и приготовься.

Барли шагнул вперед, поднимая меч. Колгрейв схватил его за рукав.

В то же мгновение мимо нас пролетела черная птица, усевшись на пути Барли.

– Мы на месте, – тихо проговорил Колгрейв. – Что дальше?

Он снова изменился. Прежний Колгрейв не знал слова «мы».

– Ты не знаешь? – прошептал я.

– Лучник, я человек действия. Действие порождает действие, и так до самого конца… Моей целью было оказаться здесь. О том, что дальше, я не думал. Теперь приходится. Например, что случится, если мы убьем это существо? Что случится, если мы этого не сделаем? Я имею в виду – с нами. И со всеми остальными.

Обычно подобные мысли Колгрейву в голову не приходили.

Я понял. На «Драконе» никто не думал о завтрашнем дне. Жизнь на дьявольском корабле представляла собой замершее навсегда «сегодня». Прошлое напоминало туман, в котором быстро исчезало все. Будущее состояло из ожидания следующей битвы, следующего корабля-жертвы – возможно, с надеждой слегка поразвлечься с женщинами или напиться перед тем, как поджечь его и насладиться криками команды. Завтрашний день никогда от нас не зависел, полностью находясь в руках капризных богов.

Они столь долго о нас заботились, прежде чем подсунуть тот странный корабль с итаскийским колдуном на борту…

Мы стояли на распутье. Нужно было выбрать дорогу, но обе вели в неизвестность. Можно было лишь догадываться, которая из них лучше.

– Приготовь стрелы, Лучник, – сказал Колгрейв. – Если потребуется, пусти первую ему между глазами. Или в горло. Не дай возможности произнести заклинание.

– По какому знаку?

– Решать тебе. На знаки не будет времени.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Это действительно был новый Колгрейв. Искусство стрельбы всецело принадлежало мне, но я не решал, когда стрелять.

– Подумай о «Драконе», – сказал он, и я понял, что именно это он делал последние несколько дней. Прежде Колгрейв никогда не думал ни о ком и ни о чем, кроме самого себя.

Как и я. Как и я…

У меня задрожали руки. Колгрейв это заметил и вопросительно поднял брови.

– Все в порядке. – Я наложил на тетиву стрелу. Движение было знакомым и привычным. Руки перестали дрожать. – Видишь?

Коротко кивнув, он повернулся к существу в красном.

Оно все так же спало с беззаботной улыбкой на губах.

– Разбудить его, – приказал Колгрейв.

Барли шагнул вперед.

– Не заходи в пентаграмму! – бросил Старик. – Найди другой способ.

Тролледингец снял с шеи амулет.

– Здесь он все равно не имеет силы, – сказал он и швырнул его в спящего.

Светясь в полете, испуская дым и огненные капли, амулет упал на колени колдуна.

Существо подскочило, словно ужаленное. Открыло глаза. Я натянул тетиву.

Я был первым, с кем оно встретилось взглядом. Посмотрев на мою стрелу, оно медленно опустилось на трон, положив руку на амулет на коленях. Мы застигли его врасплох, но оно тщательно это скрывало, если не считать первого испуга. Существо перевело взгляд с меня на Колгрейва.

Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Время, казалось, тянулось до бесконечности. Затем существо в красном сказало:

– От судьбы не уйдешь, капитан. Я вижу, что ты хочешь сделать. Но ты не искупишь свои грехи, убив меня вместо тех, кого я желаю видеть мертвыми. Собственно, если я правильно понял, ты уже убивал других, чтобы добраться до меня. Какого искупления вины ты в таком случае можешь ожидать?

Его губы раздвинулись на четверть дюйма, продолжая улыбаться. Когда он говорил, они не шевелились. И я не знал, слышу ли его ушами, или слова проникают мне в мозг.

Не знаю, что было на уме у Колгрейва. Слова чародея его нисколько не удивили, так что, полагаю, с подобным парадоксом он уже сталкивался.

– Просто играя на публику, тебе не добиться искупления. В твоих поступках должна быть искренность.

Голос чародея был бесцветен, но я мог поклясться, что он над нами насмехается.

Я вспомнил старого друга, давно пропавшего без вести. Вельбот никогда не был особо искренним – если только он этого дьявольски хорошо не скрывал.