Глен Кук - Крепость во тьме [книги 1, 2, 9] [сборник litres с оптимизированными иллюстрациями]

«Все или никто, – подумал Гарун. – Все или никто». Хотя они с Браги вполне могли бы уцелеть, бросив остальных.

В воздухе кружили стервятники, терпеливо ожидая смерти. Насефу требовалось лишь наблюдать за ними… Гарун уставился в землю под ногами, раз за разом бормоча: «Шаг… еще шаг…» Постепенно он уводил лошадь Радетика в тень в русле очередного вади. «Как далеко еще до гор?» – подумал он. Слишком далеко. Его тело уже отказывалось подчиняться, готовое сдаться неизбежному.

Губы изогнулись в улыбке. Они ведь гнались за Учеником, словно бешеные псы? И почти до него добрались. Почти добрались до его жены. Почти захватили в плен жемчужину его сераля, дочь, которой предстояло наконец получить имя во время нынешнего Дишархуна. Гаруна преследовал ее дикий, пугающий взгляд, полный решимости спасти брата.

Улыбка его стала шире. Мерьем наверняка пострадала сильнее, чем он полагал. Насеф гнался за ними неумолимо и без устали, охваченный всепоглощающим желанием отомстить. Он готов был положить жизни своих людей, лишь бы настичь Гаруна.

Рана Гаруна на левой руке была неглубокой, но болезненной. Он гордился ею, словно символом собственной отваги.

Радетик застонал. Гарун взглянул на старика. Несчастный Мегелин побледнел и весь дрожал. Он слишком далеко зашел в поисках знаний, и его предала собственная душа. Ему следовало вернуться домой, как только истек контракт. Но привязанность к Гаруну оказалась сильнее, и теперь ему предстояло заплатить за свою опрометчивость крайнюю цену. Гарун бин Юсиф за несколько часов вынужден был стать мужчиной и воином. Теперь же его ждала судьба правителя, короля. Но пока что он блуждал по незнакомой пустыне, мучимый зноем и жаждой, имея в качестве помощника лишь одного сбитого с толку чужеземца, и за ним по пятам неслись шакалы Эль-Мюрида.

Он должен был выжить! Он должен был отомстить за отца и братьев, за дядю и даже мать. И за Мегелина. Прежде всего за Мегелина. Любимого Мегелина, который стал для него в большей степени отцом, чем Юсиф.

Гарун почти не обращал внимания на окружающее, следуя вдоль извивающегося вади, пока оно уходило на север, к горам Капенрунг и границе Хаммад-аль-Накира. Браги и юноши ковыляли позади. Стены вади давали хоть какую-то защиту от солнца и ветра.

Мысли Гаруна переключились на дочь Эль-Мюрида. Что он все-таки увидел в ее взгляде? Может, когда-нибудь он об этом узнает.

Падение Аль-Ремиша все же не означало полного краха надежд. Непобедимые понесли крупные потери, и Ученик не мог быстро воспользоваться преимуществом. Возможно, у роялистов имелось время, чтобы перегруппироваться и атаковать. Жертва Ахмеда вселяла веру в тысячи колеблющихся душ. Именно жесты такого рода пользовались уважением в Хаммад-аль-Накире.

Гарун пытался забыть о жаре и унынии, представляя себе более масштабную картину. Он подумал о тех, кто был предан короне. Часть из них должна была рассеяться в соответствии с планом, давно составленным отцом и Радетиком. И при необходимости они могли вновь собраться за пределами Хаммад-аль-Накира. Их освободительную войну могло поддержать золото из банков Хеллин-Даймиеля.

Если он примет вызов судьбы, если станет королем – сможет ли он собрать их и возглавить? Без Мегелина? Старик вряд ли долго протянет.

Гарун чуть не обезумел, когда Мегелин упал с коня. Старый чужеземец значил для него все. Юсиф дал Гаруну жизнь, но Мегелин воспитывал и любил его, сделав из него того мужчину, каким он стал. Он попытался поднять Мегелина, но обнаружил, что сердце старика перестало биться.

– Мегелин… только не сейчас! Не сдавайся! Мы уже почти пришли. Мегелин! Не умирай!

Но даже приказ короля не мог остановить Темную Госпожу. Смерть Радетика стала для него последней соломинкой, и он больше не мог сдерживать горя.

– Будьте все вы прокляты! – закричал он, глядя в сторону юга. – Насеф! Мика аль-Рами! За это вы умрете тысячей смертей! Моя месть будет столь жестока, что ее будут помнить тысячелетия!

Он кричал, словно безумный. Далекая холодная часть его разума подсказывала, что он выглядит полным глупцом, но он не мог остановиться.

Товарищи старательно не обращали на него внимания, сидя на камнях и дожидаясь, когда он успокоится. Браги все же попытался неумело его утешить, вспомнив свое горе после смерти отца. Гарун обругал его и тут же возненавидел себя, поняв, что приступ злобы наконец проходит. Северянин отошел, сел на камень и больше его не замечал, отчего Гаруну стало еще больнее: неужели в своем безумии он обидел единственного друга?

В наступившей тишине он услышал отдаленные звуки сражения. Люди дорого отдавали свою жизнь, и жертвы их не должны стать напрасными. Нужно было идти вперед и, если до этого дойдет, – умереть в пустыне, но не сдаться Бичу Господнему.

Все еще со слезами на глазах он поцеловал холодеющие щеки учителя:

– Мне так жаль, Мегелин. Эта пустыня – неподходящее место упокоения для ученого из Ребсамена. – Вдоль стен вади маячили призрачные тени стервятников. – Но мне придется тебя оставить. Надеюсь, ты меня поймешь. Ты всегда знал, что такое необходимость. – Он встал. – Браги! Идем. Через несколько минут они прорвутся через засаду.

Звуки сражения уже стихали.

Они ушли в ночь, зная, что темнота не остановит Насефа. Лишь сама Темная Госпожа могла помешать Бичу Господнему. Трое юношей продолжали слабеть. Лошади останавливались, отказываясь идти дальше. Верблюды все больше упрямились. Браги, не умевший обращаться с животными, всерьез забеспокоился.

Зарезав самую слабую лошадь, Гарун набрал горячей крови и раздал всем. Вода закончилась. Он молился некоему неопределенному богу о силе, о совете, о чуде. Его будущее королевство сузилось до бесконечного перехода через пустыню.

Глубокой ночью, в серебристом свете безразличной луны, они дошли до конца вади. Если бы Гарун прислушался, он бы различил вдали голоса людей и животных. Насеф снова их нагонял.

Вскоре после того, как они вышли из вади, он в замешательстве остановился. Перед ним возвышалась старая башня. Он узнал ее – императоры Ильказара возводили их сотнями, размещая в них местные гарнизоны. Их руины можно было найти везде, где проходили имперские легионы. И тем не менее Гарун не ожидал увидеть в пустыне следы человеческого жилья.

К нему подошел Браги:

– Что это?

Из башни послышался тоскливый стон.

Гарун покачал головой и обернулся. Юноши свалились без чувств.

Стон раздался снова.

– Это не животное, – сказал Браги.

– Ветер?

– Может, призрак.

Гарун напряг свои чувства шагуна, но ему не хватало опыта, к тому же он был голоден и измучен, и они ничего ему не подсказали.

– Ничего не чувствую.