Максим Ельцов - Интриги дядюшки Йивентрия [litres]

Сьомирина, не переставая жевать, показала Йозефику кулак и сдвинула брови. Потом заулыбалась и ткнула пальцем в сторону двери с улыбкой, полной детской радости и остатков пирога. Наконец она прикончила пирог и допила чай. Затем вскочила из-за стола, оправила на себе мешок из-под картошки и затараторила про отличный магазин готового платья буквально в квартале отсюда.

– Гуйом его очень советовал. Именно там ему шьют меню! – добавила она, в общем-то, не возражающему Йозефику последний аргумент.

– Хочешь сменить картошку на ветчину?

– Ах, как смешно. Идем, пока не стемнело.

На пороге таверны Йозефик остановился. Выходить на мокрую холодную улицу совершенно не хотелось.

– Может, ты без меня справишься?

Сьомирина с кислой миной переминалась на склизких ступенях крыльца и критически рассматривала полноводные лужи, которые преграждали путь к магазину одежды.

– Нет в тебе компанейского духа, вир Тонхлейн, – шмыгнула она носом. – Пес с тобой, и сама справлюсь. Скажу, чтобы счет прислали к Гуйому.

Она решительно зашлепала по лужам.

– Если к моему возвращению ты не договоришься о комнате с теплой постелью и камином… И если к моему возвращению не будет набрана горячая ванна, я…

– Ты простудишься, – сказал Йозефик с наглой улыбкой и демонстративно закрыл дверь таверны.

Он замер, держа ручку двери и думая о чем-то приятном. Когда у него прямо за спиной раздался голос Гуйома, он тряхнул головой и обернулся с потерянным видом.

– Ночевать собрались? Э?

– Э… Да.

– Это правильно. Дождь всю ночь лить будет. Всякое на дороге случиться может в такую погодку. Э? Так я готовлю комнату? С большой кроватью? Э? Э?

– Что это за инсинуации? Нужно две большие кровати! – слишком быстро огрызнулся Йозефик, и его уши предательски заалели.

Глаза кельнера лукаво заблестели. Он молча ушел, тихо мурлыкая себе под нос какую-то похабную песенку. Поднявшись по лестнице, он обернулся и с хитрой улыбкой еще раз издал свое характерное «Э?». Йозефик вернулся к столу. Он лениво потягивал чай и жевал пирог. Иногда ему казалось, что со второго этажа он слышит чье-то сдавленное хихиканье.

В одиночестве сидеть было очень скучно. Все познается в сравнении, поэтому Йойк теперь на полноценного собеседника не тянул. Молодой человек рассеянно погладил грызуна. Тот все еще издавал глазами звук включенных поворотников.

– Готова комната! – с другого конца зала крикнул Гуйом. – Ванна на газолиновом ходу. Не забудь заглушить, прежде чем лезть. Э? А то уваришься. Э?

Некоторое время кельнер наслаждался своей удачной шуткой и, похоже, повторял ее про себя, чтобы обязательно при случае вновь ею воспользоваться. Но в следующий раз он будет умнее и обеспечит себя более благодарной публикой, чем какой-то кислый адвокат и плаксивый грызун.

Йозефик, чуть волоча ноги, поднялся в комнату. Он чувствовал себя как-то странно. Усталость наваливалась на него не со стороны бренного тела, а шла изнутри. Из самого-самого что ни на есть «нутра», которое обычно мы зовем «я».

– Йойк, это дождь или я состарился? – спросил Йозефик у повисшего на дверной ручке зверя.

Дверь распахнулась, и Йозефик вошел в комнату. Из большого окна на него смотрело монотонное серое небо. На стекле дрожали капельки тумана. В комнате у противоположных стен стояли две просторные кровати, застеленные чистым неотбеленным бельем с тусклой красной вышивкой по краям. В углу стояла небольшая керамическая печка со стеклянной дверцей топки. Рядом в круглой корзине лежали одинаковые, одно к одному, поленья. Возле окна стоял круглый стол на толстой ножке и три небольших кресла.

Молодой человек прошел к окну и задернул шторы. Затем он зажег газолиновую люстру и в ее теплом желтом свете почувствовал себя куда лучше. В комнате было довольно зябко, поэтому он решил растопить печку. Занятие оказалось на удивление интересное и веселое. Вид живого огня, лениво облизывающего поленья, разгонял грустные мысли. Йозефик пододвинул стул поближе. Он скинул ботинки, снял шляпу и развязал галстук. Через некоторое время к нему на колени вскарабкался Йойк и свернулся тяжелым кряхтящим комом. Они сами не заметили, как уснули.

Сон попался из разряда умеренных кошмаров. Участвовать в нем, может быть, неприятно и даже гадко, но с воплями посреди ночи от них не вскакивают. Йозефику снилось темное душное помещение, чьи стены лоснились чернотой вне нереально четкого круга света от камина. Камин постоянно менял свои размеры, чем крайне нервировал молодого человека. Из темноты приходили темные матовые силуэты с лежащими на лицах могильниками пыли. Они говорили с ним. Задавали непонятные тяжеловесные вопросы, суть которых ускользала мгновенно, и требовательно ждали ответа, а не получив его, резко разворачивались и уходили. Отчего-то Йозефику казалось очень важным отвечать на вопросы пыльных плоских гостей правильно, но ведь он их даже не понимал. Если уж на то пошло, то он сомневался, что знает язык, на котором они говорят. Он сел в кресло перед камином и закрыл лицо руками, пытаясь собраться с мыслями. Ему на плечо легла чья-то рука. Он обернулся и увидел лицо Йивентрия вир Тонхлейна. Таким он его помнил… Да, он его помнил! В детстве. Вот это да, раньше Йозефик вообще не воспринимал своего семиюродного дядюшку как часть жизни, с которой не хотелось бы расставаться. Кошмар, уловив настроение молодого человека, ловко подстроился под ситуацию. Лицо Йивентрия начало стремительно стареть, окоченело и, наконец, загорелось. Глаза дядюшки стали похожи на два вареных яйца, и тут он стиснул его плечо еще сильнее.

Йозефик вздрогнул и проснулся. Сердце тряслось, как мышонок, а колени горели от жара печки.

– Ты тут не угорел? – раздался голос Сьомирины и скрип открываемого окна.

В комнату сразу хлынул мокрый и холодный, как лягушка, воздух. Шум дождя стал невероятно громким. Йозефик подошел к окну и высунулся наружу по пояс под поток льющейся с темных небес влаги. С каждой каплей ему становилось лучше. Лицо больше не раздирала боль от жестокого огня, и, кажется, лопнувшая кожа обратно наползала на начинающую подпекаться плоть. Стоп! Какие еще ожоги? Какая еще кожа? Йозефик осторожно отошел от окна, опасливо вглядываясь в темноту.

– Уф! Приснится же такое! Чертовы похороны, – зло сказал вир Тонхлейн.

– А ты почаще спи в такой жаре, да еще с включенным газолином под ванной. И не такое привидится. Если жив останешься, конечно же, – ехидно заметила Сьомирина.

Йозефик наконец обернулся к ней. Она в огромном толстом халате с крайне озабоченным видом шуршала бумажными пакетами и какими-то предметами одежды. Мешок из-под картошки, аккуратно сложенный, лежал на стуле. Почувствовав взгляд Йозефика, она смутилась.