Максим Ельцов - Интриги дядюшки Йивентрия [litres]

– И правда… Слишком кричаще для этих мест. Ну а чего же ты хотел, дорогой мой друг Йозефик? – спросил он у своего отражения. – Это ведь похоронный костюм как-никак.

– Но он мне нравится, – слегка изменив голос, отвечал он себе.

– А ей нет.

– Так ты теперь будешь подстраиваться под мнения каждой встречной?

– Кхм… Это. Там завтрак готов, и госпожа Сьомирина вас ожидает и даже просит поторопиться, – вмешался в монолог-диалог Йозефика невесть откуда взявшийся Гуйом. – Хороша, э? Не грех из-за нее и на разные голоса запеть. Э?

Сказать, что Йозефик почувствовал себя неловко, будет мало. Он готов был провалиться от стыда под землю, по пути прошибив перекрытия этажей и даже прохладный бетонный пол подвала. Уши его заалели, как маки.

– Господин Гуйом, я…

– Сам молодой был. Э. – «Э» в этот раз было таким ностальгическим! Гуйом шмыгнул носом и утер глаза своей волосатой, как обувная щетка, рукой.

– Вы бы побрились. Стоит того. Э?

– Э, – уверенно заявил Йозефик и направился в ванную.

– Я скажу, что вы скоро будете.

Так аккуратно Йозефик не брился ни разу в жизни. Он водил бритвой по щекам и подбородку так, будто она отравлена. А все ради того, чтобы не пришлось заклеивать порезы обрывками газет. Пока он держал себя за кончик носа и хирургическими движениями соскребал щетину, у него вдруг возникло то самое ощущение, которое уже приходило к нему, когда он шел по горящей крыше «Темной ночи». Неутолимая жажда настоящей жизни.

Йозефик вир Тонхлейн снова почувствовал Ветер и распушил свои паруса.

Внизу за тем же столом, что и вчера, сидела Сьомирина и уже приканчивала яичницу. На столе стояла также большая банка из-под персиков. В ней, как газ, занимая весь предоставленный объем, клубился Йойк. В крышке были проделаны отверстия, в которые грызун пытался протиснуть то свой нос, то пальцы. На этикетке поверх изображения румяных персиков изящным, невесомым почерком было написано: «Я провинился». Грызун и правда был крайне смущен.

Увидев своего хозяина, белка встрепенулась и сделала несколько оборотов вокруг своей оси. Скользкое стекло и крутые бока банки существенно затрудняли ее попытки принять вертикальное положение. С некоторыми оговорками Йойк выпрямился, и теперь из дырок в крышке торчали кисточки его ушей.

– Он развалил два двора и съел все яйца в курятнике Гуйома. Какие не съел – понадкусывал. Кошку хозяйскую довел до инфаркта, а она, между прочим, однажды поймала хорька! – ответила на немой вопрос Йозефика Сьомирина и строго добавила: – Ты его совсем избаловал. Теперь только радикальные методы воспитания помогут. В этой ситуации виноват ты.

От такого заявления Йозефик несколько обалдел. Выходит, он виноват в свирепости и неуравновешенности животного, которое в процессе поразительно быстро протекшей эволюции превратилось в сухопутную акулу – идеального убийцу с кисточками на ушах.

Йозефик пододвинул к себе тарелку с яичницей и, потупив взор, принялся есть.

Сьомирина молча смотрела на него и несколько раз коротко вздыхала, будто собиралась с духом, чтобы сказать что-то для себя сложное. От этих вздохов по спине у Йозефика поползли мурашки. Изо всех сил он смотрел в свою тарелку и никуда больше.

«Вот сейчас она скажет, что наши дороги расходятся, и уйдет. Зря, что ли, назвала завтрак прощальным, – думал он, проваливаясь в колодец холодного склизкого отчаяния. – Скажет и уйдет. И прощай, Ветер».

– Йойк чувствует себя виноватым, – начала Сьомирина. – И ты чувствуешь себя виноватым – это правильно. Хотя нет, это хорошо, но неправильно. Я хочу сказать… Уф. Хорошо, что вы можете чувствовать себя виноватыми. Но вы не виноваты. А я виновата, и поэтому я…

– Ты уходишь? – спросил Йозефик и посмотрел ей в глаза. Вилка выпала у него из руки и гадко лязгнула о тарелку.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? Ну уж нет! – засмеялась она. – Я решила все-таки посмотреть, как у утеса Лас пляшет прах твоего дядюшки и развешивает налево и направо пинки.

Сердце Йозефика снова начало биться.

– Я хотела извиниться.

Молодой человек вопросительно поднял бровь и энергично захрумкал беконом.

– Извиниться за то, что была вашей… нашей компании обузой. С этих пор считай меня своим официальным штурманом. Я отлично разбираюсь в картах, пока линии идут по суше. И на абсолютно безвозмездной основе, что не может тебя не радовать…

Йозефик энергично кивнул и принялся за следующую шкварку бекона. Стараниями Йойка он уже почти забыл этот волшебный холестериновый вкус и нежное ощущение подкрадывающегося сердечного приступа.

– Естественно, тебе придется меня кормить и обеспечивать ночлегом. Но учти, вир Тонхлейн, я не собираюсь спать в амбарах, конюшнях и сараях в одиночестве. Только если вы, сударь, тоже вынуждены там ночевать. Вот. Как-то так. Берете меня на службу, герцог вир Тонхлейн?

Теперь пришла очередь Сьомирининого сердца замирать в подвешенном состоянии.

Йозефик откинулся на стуле и уперся обеими в край стола. Он строго сдвинул брови и стальным голосом произнес:

– Я не герцог. Никто меня герцогом не назначал. Слуги мне не нужны…

Долю секунды он наслаждался испуганным выражением лица Сьомирины. Это было до ужаса приятно, ведь ей было не все равно.

«Ей не все равно! – даже подумал Йозефик, и его запасные внутренние голоса хором грянули: – Не все равно ей!!!»

– Я ищу компаньона в одном странном и мистическом мероприятии. Надо развеять прах одного моего родственника с темным и таинственным прошлым. Вы согласны стать моим компаньоном, госпожа Похлада?

– Я подумаю, – лукаво улыбнулась она.

– Вот клоуны! Хотя я тоже был молодым. Э! – громыхнул из-за стойки Гуйом.

Первой не выдержала Сьомирина. Она звонко засмеялась. Потом за стойкой захохотал Гуйом. Йозефик только широко улыбался, продолжая уничтожение бекона.

– Гуйом, будь любезен, принеси нам по бокалу своего лучшего вина. Э!

Пока Гуйом сворачивал шею бутылке, Йозефик выпустил Йойка на волю. Тот сразу полез обниматься. На Сьомирину он поглядывал с уважением, но без особой любви.

Гуйом принес три пузатых бокала с бордовым вином.

– Я на правах хозяина хочу вам вот что сказать… – торжественно начал кельнер, подняв бокал. – Ну вы поняли. Э!

Сьомирина поднялась и, сверкая счастливой улыбкой, почти крикнула:

– Вперед, к тайнам мира!

Йозефик встал и немного растерялся. Полные остроумия и непотребств тосты из «Шороха и пороха» в этой ситуации не подходили. Но тут в душе что-то булькнуло, и всплыл правильный, подходящий тост.

– За Ветер, – сказал он многозначительно и поднял бокал.

Бокалы звонко ударились друг об друга и стремительно опустели. Гуйом с размаху бахнул свой об пол и радостно зарычал свое многоликое «Э!». Йозефик и Сьомирина чуть замешкались, но тоже успешно разбили свою посуду.