Эмили Дункан - Безжалостные боги [litres]

Кацпер жалел, что вообще ушел из дома. Что передал ферму своей сестре. Что не вернулся назад, когда отдал стране свой долг, а его контракт закончился. Но именно там ему посчастливилось встретить несуразного принца со светло-голубыми глазами и улыбкой, способной осветить целую комнату, заполненную уставшими солдатами, которые только и мечтали, как отправиться домой.

Парня, который слишком много пил, что делало его невероятно доверчивым. Того, кто лежал на полу в собственной палатке и жаловался Кацперу, что только здесь, на фронте, он мог быть самим собой. Потому что во дворце приходилось вести себя тише воды ниже травы, чтобы не привлечь внимания отца.

Кацпер не представлял, как сможет пережить потерю Серефина. Он уже давно стал звездой на орбите принца и не смог бы сменить траекторию. Он всегда делал то, что ему говорили никогда не делать, так что неудивительно, что Кацпер влюбился в человека, занимающего намного более высокое положение.

Временами ему казалось, что великолепие Серефина просто ослепляло. Кацпер видел, как тот побеждал в сражениях лишь благодаря продуманной стратегии, несмотря на меньшее количество солдат и преобладающие силы противника. Серефин оказался очень умен. Он знал, как повернуть ход боя в свою пользу, поэтому сейчас Кацпер с болью наблюдал, как все рушится вокруг него.

Кацпер огляделся по сторонам. Лес выглядел по-другому, а те крохи солнечного света, что проникали сквозь листву, начали тускнеть.

«Мне не пережить здесь и ночь», – поддаваясь страху, подумал Кацпер.

Рядом что-то хрустнуло. Кацпер резко обернулся и тут же схватился за книгу заклинаний. Обычно он предпочитал использовать кинжал. Остия и Серефин намного лучше владели магией крови, поэтому казалось разумнее использовать обычное оружие. Но против калязинских чудовищ, которых лес решил натравить на него, кинжал мало чем поможет.

Может, это проверка? Или древний лес просто играл с ним? Ведь они вошли в царство чудовищ и теперь оказались в их власти.

В Транавии все еще пересказывали истории об этом месте, которые они старались не вспоминать, потому что это путешествие осталось единственной надеждой Серефина.

И теперь они поплатятся за это.

Париджахан шла вдоль болота. Она постоянно слышала какие-то звуки: шепот, обрывки слов, звучавшие то на калязинском, то на транавийском, а иногда и вовсе на паалмидеше. И при звуках родной речи ей хотелось плакать.

Что она делала?

Она осталась одна. И не особенно удивилась, поняв, что остальные пропали. Все, включая Рашида. А ведь он очень давно не отходил от нее ни на шаг. Так что его отсутствие отзывалось болью в сердце.

«Прошу, переживи это», – взмолилась она, хотя ее боги находились далеко, а калязинские не особо заботились о ней. Здесь царил пантеон, которому она не поклонялась, так что стоило лишь посмеяться над тем, как далеко завело ее собственное малодушие.

А сколько еще ей удастся преодолеть, прежде чем она наконец остановится? Париджахан сбросила рюкзак и села на землю. Она не могла отбросить это. Не могла продолжить играть в эту игру как остальные. Все, чем она владела, – это несколько кинжалов да собственный ум, но ее не покидали опасения, что здесь этого окажется недостаточно.

Письмо все еще лежало на дне рюкзака. Но Париджахан старалась не думать о нем. Она хотела выяснить, что произошло с Малахией, но он вряд ли мог ей чем-то помочь. Да и как ни странно, он хотел, чтобы она поступила правильно.

Этот мальчишка – сплошная загадка.

Но если она решит поступить правильно, то ей придется столкнуться лицом к лицу со своей семьей. Придется проверить на прочность хрупкое перемирие, которое возникло только благодаря тому, что Париджахан сбежала из дворца посреди ночи и больше никогда не возвращалась в Аколу. Придется опять подчиняться семье, которая скорее желает казнить ее, чем передать управление Травашем. Да она и сама не хотела править.

Но если она не вернется, то Акола погрязнет в гражданской войне, которая бушевала на ее границах десятилетиями. Так что на одной чаше весов стояла ее страна, а на второй – ее личная свобода.

И общение с Малахией и Надей только все усугубляло. Ведь они оказались теми людьми, которые готовы умереть за свои страны. А у Париджахан никак не получалось ощутить подобные чувства. Возможно, это эгоизм, но она не могла стать такой же, как друзья, которых ей посчастливилось обрести в этой холодной и жестокой стране.

Рядом раздался шлепок, и Париджахан тут же напряглась. Она по глупости ступила в этот лес, думая, что в этом магическом месте, по крайней мере, ее спутникам ничего не станет угрожать.

Порывшись в рюкзаке, она нашла письмо, а затем вновь перечитала его, хотя слова уже давно отпечатались в памяти.

Закончив, Париджахан быстро скомкала его и бросила в болото. Вода тут же окутала комок бумаги, а чернила растеклись по мутной глади. Она поднялась на ноги. Ей предстояло отыскать остальных.

На развалинах Болагвои остались лишь площадка с алтарем и источник, где те, кто приходил до нее, просили о потерянном благословении. Надя думала, что ей предстоит подойти к алтарю, а затем попросить прощения за свои грехи и вернуть то, с чем она жила всю свою жизнь.

Но вместо этого ей предстояло принять божественные силы.

Надя не стала останавливаться. Она продолжала идти даже ночью. Даже когда вокруг стало так темно, что едва удавалось что-то различить. Даже когда ее тело начало слабеть от усталости. Она стремилась как можно скорее добраться до цели и получить ответы. Получить прощение. Обрести покой. Ведь что угодно могло измениться.

Под ногами хрустел подлесок. А Марженя тянула ее к центру леса, к горам. Да и кто она такая, чтобы возражать? Всего лишь сосуд для исполнения воли богов. Разве у нее было другое предназначение? Разве она могла похвастаться чем-то еще?

Нет, нет и нет.

Поэтому Надя продолжала идти. Но каждый раз, стоило ей закрыть глаза, перед ними возникал образ Малахии с кинжалом в груди. И его глаза, в которых светилось предательство, прежде чем они потускнели, потемнели и закрылись.

А ведь она практически не колебалась.

На что еще она способна пойти? Неужели Малахия так мало для нее значил?

Он был для нее всем. И ничем. Ее раздирали тысячи сомнений, но все они перекрывались желанием двигаться вперед. Только вперед.

Но Надя все еще чувствовала кровь на своих руках. Теплую. Малахии. Вот только она принадлежала калязинскому чудовищу. Да и сколько времени пройдет, прежде чем Малахия сам набросится на нее, а ей придется давать отпор?