Тэмсин Мьюир - Гидеон из Девятого дома

Преподобная дочь приподнялась и сгребла в кулак рубашку Гидеон. Глаза у нее были черные и совершенно стеклянные от боли и тошноты. От нее пахло потом, страхом и примерно девятью тоннами костей. Она вытерла лицо рукавом и снова заговорила:

– Ты мне обещала! Ты согласилась вернуться на Девятую и исполнить свой долг у Запертой гробницы.

– Не поступай так со мной.

– Я обязана тебе жизнью. Я обязана тебе всем.

Харроу отпустила ее рубашку и опустилась на пол. Краска с лица давно сошла. Она кашляла и задыхалась, из ноздрей текла кровь. Гидеон повернула темноволосую мокрую голову набок, чтобы некромантка не умерла раньше времени, захлебнувшись кровавыми соплями, и отчаянно попыталась придумать план.

ХРЯСЬ! Одно из щупалец пробило дыру в щите, снаружи хлынул свет. При свете Харроу выглядела еще хуже.

– Выпустите меня, – спокойно сказала Камилла, – я ее отвлеку.

– Иди ты в жопу, Гект, – ответила Гидеон, не отрывая взгляда от некромантки, которая стала невероятно безмятежной, хотя у нее уже даже брови кровоточили, – я не собираюсь до конца своих дней отбиваться от призрака Паламеда Секстуса и выслушивать офигительные врачебные истории только потому, что я позволила тебе умереть.

– Другой план не сработает, – ровно ответила Камилла. – Если бы мы смогли сдержать ее и подождать на берегу, это было бы возможно. Но мы не можем.

Харроу вздохнула и растянулась на полу.

– Тогда будем сдерживать ее, сколько сможем, – сказала она.

Трещина затягивалась, но мучительно медленно. Харроу тряслась от натуги. Они снова оказались в темноте, звуки снаружи затихли, как будто тварь обдумывала следующий ход. Камилла закрыла глаза и расслабилась. Длинная темная челка спадала на лоб. Именно это – вид Камиллы, которая никогда не останавливалась, а теперь молчала и не двигалась, – заставило тоненький голосок в голове у Гидеон изумленно сказать: «А мы ведь правда здесь умрем».

Гидеон посмотрела на некромантку. У нее был напряженный вид человека, страшно сосредоточенного на том, чтобы не заснуть, и понимающего, что он отрубится, стоит ему расслабиться на мгновение. Харроу уже теряла сознание. Гидеон понимала, что, если это случится второй раз, она может уже не очнуться. Харроу подняла дрожащую руку и погладила Гидеон по щеке.

– Нав, ты меня правда простила?

Вот уж точно. Пусть подавятся.

– Конечно простила, идиотка.

– Я этого не заслужила…

– Может, и нет. Но мне-то что. Харроу…

– Да?

– Ты же знаешь, что мне насрать на Запертую гробницу? Меня только ты интересуешь, – торопливо, несчастным голосом заговорила она. Она сама не знала, что пытается сказать, знала только, что это надо сказать сейчас. С жутким воющим звуком щупальце снова обрушилось на их убежище. Хрясь!

– Я не знаю, что там делать. Это же просто я. Без тебя я не справлюсь. Я даже не настоящий первый рыцарь и никогда бы не смогла им стать.

Хрясь, хрясь, хрясь. Трещина снова открылась под этими ударами, внутрь проникли лучи солнца, осколки костей осыпались серой пылью. Купол держался, но Гидеон не было до этого дела. Тварь была где-то далеко, купол был где-то далеко. Даже Камилла, которая вежливо отвернулась, чтобы внимательно осмотреть противоположную стену, была очень далеко.

Остались только она и Харроу, ее кислое, скуластое, глупое личико. Харроу засмеялась. Гидеон первый раз слышала, чтобы она смеялась по-настоящему. Смех вышел довольно слабый и усталый.

– Гидеон из Девятого дома, первый цветок дома моего, – хрипло сказала она, – ты лучший из рыцарей, когда-либо рожденных. Ты – наша победа. Ты лучшая из нас. Для меня было честью стать твоим некромантом.

Этого хватило. Гидеон из Девятого дома встала так резко, что чуть не треснулась головой о костяной щит. Руку обдало огнем, но Гидеон не обратила на это внимания. Гидеон ходила взад и вперед – Харроу смотрела на нее со слабеньким интересом – и изучала крошечное пространство, в котором они оказались. Сухие листья. Потрескавшиеся камни. Камилла. Камилла посмотрела на нее, но Гидеон уже прошла мимо. Так поступить с Камиллой она не могла. Мелкий серый костяной порошок. Железные шипы решетки.

– А, к черту, – сказала она, – я нас отсюда вытащу.

– Сито…

Она похромала по пыльным клумбам. Хрясь. Хрясь. Хрясь. Времени было мало, но ей требовался только один шанс. Она выпуталась из черной рясы и в порыве паники подумала, не снять ли рубашку, но решила обойтись. Стянула перчатки с мокрых красных ладоней. Зачем-то закатала рукава: наверное, чтобы занять чем-то дрожащие руки. Она старалась говорить как можно спокойнее. В каком-то смысле она действительно успокоилась. Да она никогда в жизни не была такой спокойной.

– Ладно, – сказала она, – теперь я понимаю. Я все окончательно и полностью поняла.

Харроу, приподнявшись на локтях, следила за ней черными, беззвездными, но нежными глазами.

– Нав, – сказала она самым кротким тоном на ее памяти, – я больше не могу держать стену.

Хрясь! Хрясь! Хрясь!

– Я не знаю, как ты ее и сейчас-то держишь, – ответила Гидеон и двинулась назад. Посмотрела, к чему она идет, снова посмотрела на некромантку. Та со свистом втягивала воздух и смотрела на нее с обычной для себя снисходительной жалостью, как будто Гидеон наконец утратила остатки разума и могла в любой момент обмочиться. Камилла смотрела на нее без всякого выражения. Камилла из Шестого дома идиоткой не была.

– Харроу, – сказала Гидеон, – я не смогу сдержать свое обещание, потому что меня интересуешь только ты. Ты поняла? Для этого и нужны рыцари. Без тебя меня не будет. Одна плоть, один конец.

Тень подозрения промелькнула на лице некромантки.

– Нав, что ты делаешь?

– Самую жестокую вещь, которую кто-либо с тобой делал за всю твою жизнь. Ты поймешь, что надо сделать. А если не сделаешь, то мой поступок никому не принесет никакой пользы.

Гидеон развернулась и прищурилась, прикидывая угол. Оценила дистанцию. Взгляд назад стал бы худшим поступком во вселенной, так что оборачиваться она не стала. Вдруг ей показалось, что она, четырехлетняя, снова стоит перед дверями Дрербура и ревет. Ее страх и ненависть ушли. Дрербур был пуст. Никакого Крукса. Никаких богом проклятых пратетушек. Никаких беспокойных тел, чужаков в саркофагах, мертвых родителей. Она сама стала Дрербуром. Она – Гидеон Нав, а Нав – имя Девятых. Она впитала тлетворное, тихое, гнилое безумие этого места и открыла ему свои двери. Руки ее больше не дрожали.

Хрясь. Хрясь. Хрясь.

Купол накренился и заскрипел. От него отваливались огромные куски, впуская внутрь столбы света. Она ощутила движение за спиной, но она была быстрее.

– За Девятый дом, – сказала Гидеон.

И упала вперед, прямо на железные шипы.