Ингерсол Локвуд - Невероятное подземное путешествие барона Трампа [litres]

Лорду Буллибрейну никогда не разрешалось переступать порог Ледяного дворца. Король Гелидус, поддерживаемый мнением своих фаворитов, всё ещё питал надежду, что в конце концов сумеет его охладить. Правда, он уже много лет занимался этой проблемой, так что теперь это стало для него чем-то вроде хобби, и почти ежедневно его ледяное Величество навещал своего горячего подданного и проверял его температуру, прижимая к вискам маленький шарик льда. По мнению короля Гелидуса, человек с такой высокой температурой был постоянной угрозой миру и спокойствию его королевства. Что, если однажды ночью лорд Горячая голова во сне забредёт в Ледяной дворец и уснёт, прислонившись спиной к одной из его стен? Разве он не расплавит ее настолько, чтобы всё это великолепие превратится в груду обломков? Ему страшно было даже думать об этом! Но думал об этом он довольно часто.

Буллибрейн не испытывал страха ни передо мной, ни перед Балджером; на самом деле Балджер даже был в восторге от того, что его гладят теплые руки, и мы с Буллибрейном вскоре стали лучшими друзьями. Но его ледяное величество был так встревожен, когда услышал об этой дружбе, что его охватил настоящий ужас, ибо, он решил, что объединенный жар трех горячих голов сможет нанести невероятный вред благосостоянию его народа. Поэтому он издал самый холодный указ, высеченный на ледяной скрижали, что Буллибрейн и я в день не должны проводить вместе больше получаса; что мы никогда не должны касаться друг друга, спать в одной комнате, есть из одной тарелки или сидеть на одном диване.

Эти правила раздражали, но я следовал им до последней буквы; и когда король Гелидус увидел, как старательно я выполняю его приказ, он проникся ко мне искренней симпатией и послал несколько великолепных шкур в ледник, который был отведен нам с Балджером, ибо нам, конечно же, было небезопасно жить во дворце. Также его ледяное Величество сделал лестное предложение, что в тот самый момент, когда мы с Балджером должным образом охладимся, нам будут отведены апартаменты во дворце, и мне также будет позволено есть за королевским столом.

Кто такие колтыкверпы? Откуда взялись эти странные люди? Как они вообще нашли дорогу в этот мир вечного мороза? И, прежде всего, откуда они берут еду и одежду? Таковы были вопросы, на которые мне так не терпелось получить ответ, что температура у меня поднялась на целый градус, и я был вынужден спать с одной единственной шкурой между мной и моим диваном из хрустального льда, чтобы понизить ее.

Для человека, выросшего и родившегося в такой холодной стране, как Земля колтыкверпов, Буллибрейн обладал чрезвычайно быстрым и активным умом. Из-за учащенного сердцебиения и вследствие этого высокой температуры тела он не мог писать на ледяных плитах, как это делали другие ученые колтыкверпы, ибо ему было бы неприятно видеть, как то, что он только что закончил писать, буквально тает у него в руках, не оставляя даже чернильного пятна, поэтому он был вынужден, с разрешения короля Гелидуса, писать на тонких алебастровых табличках.

Прежде чем заговорить со мной о прародителях колтыкверпов, он показал мне карту страны в верхнем мире, когда-то населенную ими, и проложил для меня курс, которым они плыли, покинув эту страну, а также описал прекрасные берега, на которые они высадились в поисках нового дома. С первого взгляда я понял, что именно Гренландию так бессознательно описывал Буллибрейн; ведь я знал, что в прошлые века Гренландия была страной голубого неба, теплых ветров, зеленых лугов и плодородных долин, прежде чем ледяные горы не спустились с севера и не вытеснили из неё всё живое. Я, затаив дыхание, слушал его чудесные рассказы о прекрасных озерах, расположенных у подножия увитых виноградной лозой гор, на которые Буллибрейн теперь смотрел в прекрасных видениях, унаследованных им от своих предков. И еще я знал, что это, должно быть, был Северный Ледовитый океан, который пересекли корабли колтыкверпов, высадившихся тогда на солнечных берегах севера России.

Но ледяные горы тоже могли плавать, и они последовали за убегающими колтыкверпами, как могучие чудовища, бросаясь с ужасным ревом и грохотом на мирные берега, которые вскоре превращались в пустыню из айсбергов, ледников и льдин.

Уцелела лишь горстка колтыкверпов, и они, в своем безмолвном отчаянии укрывшись в расселинах и пещерах Северного Урала, могли из своих укрытий наблюдать одно из самых странных зрелищ, когда-либо открывавшихся человеческому взору. Так быстро двигались эти могучие массы льда, разбиваясь о горные склоны и разрывая в своей ярости скалы, что воздух отдавал им свое тепло, а солнце было бессильно вернуть его обратно, дикие звери, настигнутые в своем бегстве, гибли на бегу и стояли неподвижно, с поднятыми головами и скрюченными мускулами. Преследующий ледяной шквал подхватывал их тысячами и десятками тысяч кристаллов, как мох и листья в горном потоке, и запихивал в каждую расщелину и пещеру на своем пути, создавая более широкие и высокие порталы в эти подземные камеры, чтобы лучше выполнять свою работу!

– О, Буллибрейн, это и есть ваши мясные карьеры, – воскликнул я, – откуда вы получаете свою ежедневную пищу?

– Так и есть, маленький барон, – отвечал колтыкверп, – и не только пищу, но и шкуры, которые так чудесно служат нам одеждой в этом холодном подземном мире, и масло, которое горит в наших прекрасных алебастровых лампадах, а также сотни других вещей, таких как кость для шлемов и ручек топоров, рога для иголок, пуговиц и столовых приборов, шерсть для изготовления нашей нижней одежды, и великолепные шкуры медведей, тюленей и моржей, которые, постелены сейчас на наши скамьи и диваны из хрустального льда, которым может позавидовать даже любой житель твоего мира.

– Но, Буллибрейн, – воскликнул я, – как вы еще не исчерпали все эти запасы? Не будет ли смерть от голода скоро смотреть вам всем в лицо в этих глубоких и ледяных пещерах подземного мира, посещаемых солнечным светом, но не согреваемых им.

– Нет, маленький барон, – ответил Буллибрейн с улыбкой, почти такой же теплой, как у меня, – пусть эта мысль не тревожит тебя ни на минуту, потому что мы еще только приподняли крышку этого ледяного ящика, собранного природой. Во всяком случае, мы не большие едоки, – продолжал лорд Горячая голова, – ибо, хотя это правда, что мы не праздные люди, дворец его ледяного Величества и наши жилища нуждаются в постоянном ремонте, и новые топоры должны быть вырублены в кремневых карьерах, и новые лампы вырезаны, и новые одежды сотканы, но верно и то, что мы относимся к жизни довольно легко. У нас нет врагов, чтобы убивать, нет ссор, чтобы улаживать споры, нет золота, чтобы сражаться за него, нет земли, чтобы изгнать наших собратьев и оградиться от них; и мы не можем болеть, даже если бы захотели, потому что в этом чистом, холодном, свежем воздухе любая болезнь тщетно пыталась бы посеять свои ядовитые микробы; следовательно, у нас нет врачей, как нет у нас и адвокатов, или торговцев, чтобы продать нам то, что нам уже принадлежит. Его ледяное величество – превосходный король. Я никогда не читал о лучших правителях, чем он. Я сомневаюсь, что подобные ему существуют в высшем мире. Всегда хладнокровный, ни одной мысли о завоеваниях, ни одной мечты о власти, никакого стремления к пустой пышности и зрелищам, никогда ничего подобного не приходило ему в голову. С того дня, как умер его отец и мы возложили на его холодный лоб великую колтыкверпскую корону из хрустального льда, температура его никогда не поднималась выше половины градуса, и то это было только на короткий миг или около того, и было вызвано безумным предложением одного из его советников, который утверждал, что он обнаружил взрывчатое вещество, что-то вроде пороха из твоего мира, я полагаю, с помощью которого он мог бы разбить великолепное окно из хрусталя, установленное в горном куполе нашего подземного мира, чтобы впустить сюда тёплый солнечный свет.