Ингерсол Локвуд - Невероятное подземное путешествие барона Трампа [litres]

Не успел я произнести свою просьбу, как заметил, что белое лицо царственного Гелидуса рассталось с улыбкой и приняло жутко ледяной вид.

Мне казалось, что я даже могу смотреть сквозь кончик его носа, как сквозь сосульку, а также, что его уши блестят в свете алебастровых ламп, как кусочки хрустального льда, и его голос, когда он говорил, дул мне в лицо, как первые предвестники надвигающейся метели.

Я быстро раскаялся в своем опрометчивом поступке. Но было уже слишком поздно, и я решил не отступать.

– Маленький барон, – ледяным тоном произнес король Гелидус, – ни одно сердце не билось в царственной груди чище, холоднее моего, и свободнее от тепла эгоизма, где не было бы ни одного горячего уголка, в котором могли бы укрыться гнев или ярость, слабость или глупость. Тысячи лет мой народ жил в этих ледяных владениях и дышал этим чистым холодным воздухом, и никогда еще никто не хотел ударить кремневым топором по стенам этой хрустальной тюрьмы. Однако, маленький барон, возможно, в моём сердце есть какой-то теплый уголок, где холодной и прозрачной мудрости может не быть. Поэтому приходи ко мне завтра за ответом, а я тем временем буду советоваться с самыми хладнокровными умами и самыми холодными сердцами моего королевства. Если они не увидят вреда в твоей просьбе, ты сможешь открыть хрустальные врата, которые столько веков запирали человекоподобное существо в его безмолвной камере, и вывести его наружу, чтобы изучить мистические слова, выгравированные на его ошейнике; но при строгом условии, что, раскалывая его хрустальный дом, мои каменотесы так приложат свои клинья из кремня, чтобы разбить блок на две равные части, и когда ты прочитаешь все что тебя там интересует, две части снова сомкнуться край за краем, как совершенная форма, так точно, что глазу не будет видно никаких признаков соединения. Обещаешь ли ты, маленький барон, что всё произойдёт согласно моей королевской воле?

Я торжественно пообещал, что хрустальная клетка маленького человечка с застывшей улыбкой будет открываться и закрываться точно так, как велит его холодное Величество.

Мне трудно было бы рассказать вам, дорогие друзья, как счастливо я провел эту ночь на своем ледяном диване и как, когда крошечное пламя моей алебастровой лампы отбрасывало мягкий свет на ледяные стены, я лежал там, представляя в уме странное и таинственное удовольствие, которое вскоре выпадет на мою долю, когда каменотесы короля Гелидуса вонзят свои кремневые клинья в эту великолепную глыбу льда и расколют ее на части.

Даже дон Фум, мастер всех мастеров, никогда не мечтал получить послание от людей, живших в самом зародыше этого мира, и я уже предвкушал великолепный триумф, который будет моим, когда я приду читать лекции перед учеными обществами о таинственной надписи на странном ошейнике, сжимающем шею маленького человека с застывшей улыбкой.

Представьте себе мое горе, дорогие друзья, когда на следующий день я получил сообщение от короля Гелидуса о том, что его советники единогласно запретили открывать хрустальную тюрьму, стоявшую в любимом гроте принцессы Шнеебуль!

Я был словно поражен каким-то внезапным и ужасным недугом. До этого момента я никогда не чувствовал, насколько острой может быть боль разочарования. Сначала я дрожал от холода, который сделал меня братом колтыкверпам, а потом меня охватила такая сильная лихорадка, что по ледяным владениям Гелидуса распространился дикий слух, будто я могу прожигать стены и крыши. С дикими криками и лицами, искаженными безымянным ужасом, подданные его ледяного Величества бросились вверх по широким лестничным пролетам, ведущим в Ледяной дворец, и умоляли короля показаться.

В холодном величии Гелидус вышел на помост и стал слушать молитвы своего народа.

– Мы сгорим, – кричали они, – наши прекрасные дома рухнут у нас на глазах. Эти хрустальные ступени растают, и все эти прекрасные колонны, арки, статуи и пьедесталы превратятся в воду, а огромное небесное окно обрушится с ужасным грохотом на наши головы, навсегда положив конец этому прекрасному царству хрустального великолепия. О Гелидус, поторопись, поторопись, пока еще не поздно, пусть маленький барон получит своё, пока горькое разочарование не превратило его тело и конечности в языки пламени, которые за одну ночь сожгут этот великолепный дворец и сбросят на землю его тысячи алебастровых светильников!

Король Гелидус и его холодные советники поняли, что бесполезно пытаться урезонить народ, поэтому, повернувшись к ним, он махнул своей холодной правой рукой и с ледяной улыбкой холодно произнес:

– Идите, колтыкверпы, по домам и будьте счастливы. Разойдитесь по домам, говорю я; маленький барон скоро остынет, ибо он получил мое полное согласие расколоть хрустальную тюрьму маленького человека с застывшей улыбкой. Вам нечего бояться, дети мои. Так что ешьте свой сытный ужин и крепко спите сегодня ночью, ибо мое королевское слово гласит, что к завтрашнему утру маленький барон перестанет быть хоть сколько-нибудь опасным для мира и благополучия нашего ледяного королевства. Спокойной ночи всем вам.

Через полчаса охваченные паникой колтыкверпы вернулись в свои дома, и когда от царя Гелидуса пришел гонец, чтобы измерить мне температуру, он обнаружил такое значительное улучшение, что открыл свое холодное сердце и прислал мне прекрасный подарок из своей сокровищницы, а именно: маленький кусочек льда, более чистый, чем любой драгоценный камень, который я когда-либо видел, в сердце которого лежала великолепная красная роза в полном цвету, когда каждый бархатный лепесток ее был раскрыт. Заглянув в свой дневник, я обнаружил, что прошло уже шесть месяцев с тех пор, как я покинул замок Трамп и моих близких, укрытых его истертыми временем черепицами, и как ни холодно было покрывало этого трижды прекрасного творения верхнего мира, я прижал его к груди и заплакал.

Вот так получилось, дорогие друзья, что царя Гелидуса и его ледяных советников заставили, чтобы они дали свое согласие на то, чтобы я расколол ледяную тюрьму, в которой был заточен маленький человек с ледяной улыбкой.

У нас с Балджером не было особого аппетита к изысканному завтраку, состоящему из сладких лепешек, который колтыкверпы подали нам на следующее утро, потому что я знал, и он отчасти подозревал, что должно произойти что-то важное, не что иное, как раскол хрустальной клетки, которая держала маленького человечка в плену столько веков.