Ричард Морган - Темные ущелья [litres]

Внутри особняка Эскиатов он, ощущая внутренний зуд, остановился посреди западной гостиной, в то время как его мать – в чем совершенно не было нужды – заботливые фрейлины усадили у окна и принялись обмахивать. Гингрен оставил ее там, как какую-то задачу, которую он устал решать, подошел к угловому шкафу и налил себе стакан чего-то янтарного. Опрокинул одним глотком, налил другой, демонстративно ничего не предложив Гилу. Они оба вели себя так, словно были в комнате одни, пока Креглир не ворвался туда, явно намереваясь схватить Рингила за горло.

– Ты, гребаный…

– Крег! – Теперь в голосе отца звучала прежняя властность: он знал, что с этим сыном может справиться. – Даже не думай об этом. Я не позволю тебе устраивать скандал в присутствии матери. Помни, где ты, помни, кто ты. Ясно?

Креглир зарычал, но отступил к книжному шкафу у стены и удовольствовался тем, что смерил младшего брата убийственным взглядом. Никаких особых перемен с тех пор, как Рингил видел его в последний раз, – они и впрямь друг друга не выносили. С Гингреном-младшим Гил неплохо ладил, по крайней мере, до инцидента в Академии – и даже после этого братья продолжали относиться друг к другу с подчеркнуто любезным взаимным презрением, – а вот вражда с Крегом была чем-то утробным и вечным. Может быть, не обремененный ролью старшего, которая сдерживала Гинга, Креглир просто смог дать волю желаниям, требующим обеспечить главенство над братом. Или, возможно, он испытывал искреннее отвращение к тому, чем являлся Рингил, и всегда заявлял об этом открыто. Так или иначе, они дрались до крови с юных лет и никогда не видели причин останавливаться.

Сейчас их уж точно не было.

– Гордишься собой, братишка? – Губы Креглира скривились. – Привел врага к нашей двери, опозорил собственную мать перед чужаками и слугами.

Гил посмотрел на него.

– Хочешь, чтобы тебя отшлепали, Крег? Я готов.

Он смотрел, как Креглир брызжет слюной и кипит от злости, зная, что брат ничего не сделает, раз уж отец взял его на поводок. Забавно: так мог бы выразиться Драконья Погибель. Или нет, ведь он, как ни крути, знал толк в обращении с трудными братьями.

– Ты, мразь пидорская. Если бы матери не было в этой комнате, я бы…

– Ты бы сдох . Вот что бы ты сделал. А теперь заткнись на хрен, дай мне поговорить со взрослыми. – Рингил повернулся к Ишиль. – Я рекомендую тебе по меньшей мере завтра оставаться дома, мама. Люди, что ждут меня снаружи, – лучшее из того, с чем я пришел в Трелейн.

Ишиль уже прогнала воркующих фрейлин с веерами прочь. Теперь она села в кресле прямо, пристально глядя на него, и предобморочной растерянности в ней было столько же, сколько в нахохлившемся ястребе.

– Что ты наделал, Рингил? – тихо спросила она. – Нам сказали, что ты мертв. Что ты навлек на наши головы?

– Я освободил каторжников на тюремных кораблях и доставил на берег.

Креглир фыркнул:

– Бред сивой кобылы!

В остальной части комнаты воцарилось молчание. Креглир перевел взгляд с одного родителя на другого, но они, похоже, не разделяли его уверенности.

– Ну, я имею в виду… – Он раздраженно развел руками, но силы в его тоне поубавилось. – Нет, в самом деле. Разве он мог такое устроить?

– Дело сделано, – сообщил им Рингил. – Они уже в городе. Их ведет капер Акулий Мастер Вир – в той степени, в какой подобной толпой вообще можно управлять. Но большинство бесчинствует где попало. Думаю, портовые трущобы уже захвачены, Тервинала, возможно, тоже. А сам Вир свободно разгуливает по Луговинам с остатками своей команды.

– Да ты… – Гингрен уставился на него, опустил руку и не заметил, что разливает позабытую выпивку. – Ты спятил ? Рингил, ты ебанулся? Я что, вырастил демона-подменыша вместо сына?

– В общем-то, да. – Он снова повернулся к сидящей Ишиль. – Ты меня призвала, мама. Ты вернула меня, чтобы отыскать Шерин и наказать тех, кто ее похитил.

– За первую часть тебе заплатили, – строго ответила она. – Насколько я припоминаю, немало. И, сдается мне, тебя не просили никого наказывать после того, как Шерин вернулась.

– Нет. Шерин попросила об этом сама.

– Шерин Херлириг – глупая маленькая шлюшка, – прорычал Креглир, – у которой не хватило ума и благородства, чтобы удачно выйти замуж или родить детей во благо своей семьи. Она всегда была такой. Кому есть дело до ее желаний?

– Очевидно, только мне.

– Ты, гнилой кусок…

– Довольно! – Ишиль встала: к королеве ведьм вернулось самообладание. – Что сделано – то сделано. И я полагаю, Рингил, этот твой гениальный бунт закончится вскоре после рассвета. Толпа истощенных преступных негодяев, конечно, не окажется большой проблемой для Стражи, как только станет светло и та поймет истинную природу угрозы.

– Точно подмечено, – усмехнулся Креглир. – Стража пустит эту мразь на корм для гончих. Сам увидишь, брат.

– Я не рассчитываю пробыть здесь достаточно долго. Я пришел не за этим.

Через полуоткрытые окна гостиной до них долетели далекие крики. И Гингрен, и Креглир поспешили к окну и уставились на давящую, пронизанную дождем темноту. За их спинами Ишиль казалась невозмутимой. Рингил подумал, что она уже слышала более слабые крики, раздавшиеся раньше, но промолчала. Он встретился с ней взглядом, ища подтверждение своей догадки, и, хотя ее лицо было непроницаемо, на мгновение ему показалось, что уголки ее рта и глаз тронула улыбка. Ему показалось, что он увидел там печаль и что-то похожее на жалость.

И, может быть, любовь. Он не был уверен.

А потом все исчезло.

– Небо красное, – мрачно сказал Гингрен. – Там что-то горит.

– Это дом Рафрилла, папа. Должно быть. – Когда Креглир повернулся и уставился на Гила, его лицо выражало потрясение и обвинение. – Клянусь яйцами Хойрана, он говорил правду!

– Рад, что с этим мы разобрались.

Гингрен повернулся к нему, и в его голосе послышались остатки колоссальной отцовской ярости, которую Гил помнил с юности.

– Ты думаешь, это смешно ? Ты позволил выродкам-каторжникам прийти в родной город, чтобы грабить, насиловать и жечь, – и теперь смеешься ?

– Ну, посмотри на это с другой стороны, папа. Я сомневаюсь, что они сделают что-то, чего уже не сделали с ними.

Гингрен едва не бросился на него, и Гил с ужасом, похожим на внезапную тошноту, понял, что не готов к этому. Крега он бы уничтожил без промедлений, сотворил бы глиф и поглядел, как брат падает и задыхается, не испытывая ничего, кроме радости. Но Гингрен, его измученный, опустошенный, побежденный отец…

– Мы так ни к чему не придем, – ровным голосом произнесла Ишиль. – У нас есть слово нашего сына по части нанесенного им ущерба, и я никогда не сомневалась в его правдивости. Вопрос в том, Рингил, что нужно сделать, чтобы ты снова ушел. Ты сказал, что тебе нужны сведения. Какие?