Рэна Фишер - Пробуждение [litres]

Ему требуется много времени, чтобы дать ответ. Покалывание в голове, Фарран проникает в мои мысли и считывает эмоции, крепко держа за плечи, словно собирается помешать побегу. Как будто у меня есть шанс вырваться из его лап.

– Нет. Больше нет, Эмма, я спрашиваю тебя в последний раз, – он наконец отпускает меня, вытирая слезу со щеки, – ты готова стать моей наследницей? Никто в мире не значит для меня больше. Но я должен убедиться, что ты на моей стороне. Правда о случившемся в канун Нового года теперь раскрыта, но в моем прошлом могут быть и другие вещи, которые тебе не понравятся. Вещи, которые осознаешь только тогда, когда вырастешь, наберешься опыта. Ты клянешься, что будешь верна своему решению, что бы ни ответила мне, что бы ни случилось?

Я прислушиваюсь к внутреннему голосу.

Там, где бушевала чернота моей ненависти к нему, сейчас пульсирует маленькое темное пятнышко. Оно должно раствориться, чтобы я могла начать новую жизнь с Эйданом.

– Обещание не покидать вас, данное мной в больнице, все еще в силе. Сделайте меня наследницей. Но если хотите, чтобы я дала такую клятву, убедитесь, что, если передумаете, передадите это право в любое время, если найдете кого-то, более подходящего. Потому что я не уверена, что чувства, которые вы испытывали к папе, не ослепили вас и моя кандидатура является достойной лидера воронов.

Красочные силуэты света скользят по его фигуре, и на его лице появляется теплая, расслабленная улыбка.

– Отец гордился бы тобой.

Сияние от фонарика Якоба скользит по красочным подушкам с вышитой картой Центрального парка, бирюзовым галстукам, различным стеклянным шарам с цветами и птицами внутри, кофейным кружкам, которые всегда можно найти в сувенирных магазинах.

Мучительный стон слева указывает ему дорогу. Якоб обходит вокруг кассовую стойку. Филлис сидит на корточках рядом с боссом, лежащим на полу. Его взгляд сразу падает на ногу. Давящая повязка, которую Филлис наложила примерно на десять сантиметров выше правого колена Монтгомери вместе с компрессом и, по-видимому, шелковым шарфом из магазина в Центральном парке, стали такими же красными, как пол под коленом. Но не только серьезное огнестрельное ранение заставляет Якоба жадно ловить ртом воздух и выдавить на гаэльском языке несколько ругательств. Лицо Ричарда изуродовано, словно его тащили по земле головой вниз. Раны особенно глубоки в области нежной кожи век, по его бледным щекам течет слезная жидкость и смешивается с кровью, на лице набухают алые узоры. Его глаза смотрят вдаль, по коже проходят судороги боли, грудь поднимается и опускается в рваном, беспокойном ритме.

– Кто это сделал? – Якоб опускается на колени рядом с мантиком. Даже если он понимает его, все равно никак не реагирует. Филлис называет имя, и горький, быстрый тон ее голоса такой же жестокий, как и сами слова:

– Ричард Монтгомери.

– Что? Он навредил себе?..

Глаза Якоба скользят по рукам Ричарда, и только теперь он понимает, что они привязаны к полке вторым шелковым шарфом. Филлис, должно быть, приняла необходимые меры, чтобы защитить его от самого себя.

– Где ты пропадал столько времени? – Каждое ее слово – пощечина. – Мы звонили. Несколько раз.

Ему нечего ответить. У него нет другого объяснения, кроме того, что он был упрямым ослом, не желающим упускать из виду дочь.

– Штайн мог бы быть жив! – шипит Филлис гораздо громче. На ее щеках расцветают красные пятна. – Ах, подождите-ка. Его смерть должна была прийтись тебе по нраву после того, как ты безрезультатно преследовал его десятилетиями!

Слова Фил должны причинять ему боль. Но все, о чем думает Якоб, – это почему, черт возьми, Ричард поцарапал себе лицо, оставив кучу кровавых отметин? Штайн был его лучшим бойцом и, конечно, очень хорошим другом. Но все же он уже потерял многих близких и продолжал двигаться дальше. Даже после смерти Рины.

Просто взгляни на раны вокруг глаз! Его дар! Должно быть, он предвидел определенные события, которые невозможно изменить.

Холодная дрожь бежит по его шее.

– Ты вообще меня слушаешь? – Фарфоровые чашки сотрясаются на полке над ними.

Якоб умиротворенно поднимает правую руку.

– Если ты хочешь подраться сейчас, давай. Но, может быть, нам следует сначала подумать о том, как вывести его из этого состояния. И прежде всего, кто способен оказать ему необходимую помощь? Фарран наверняка контролирует все больницы вокруг Центрального парка.

Филлис сжимает ладони вместе, словно хочет раздавить Якоба. Хриплый шепот заставляет их подпрыгнуть на месте.

– Только не в больницу. Отведи меня к женщине, о которой говорил сын Каллахана. Эми Грей.

– Рич! – зовет Филлис, колеблется и касается его руки, ее слезы сверкают на глазах. – Ты снова…

– В своем ли я уме? – болезненное подергивание проскальзывает вокруг его рта. Затем взгляд падает на Якоба. – Ты действительно пришел ради меня. Вместо Эммы.

– Что он имеет в виду? – Филлис недоуменно покачивает головой.

Монтгомери предвидел это. Якоб оглядывается в замешательстве. Но тогда почему он не знал, в какой опасности находился Штайн?

– Перед смертью Кристиан умолял меня поспешить на помощь Ричарду, – объясняет Якоб, не отрывая глаз от босса.

– А твоя дочь? – интересуется Филлис после паузы. Ее голос звучит скептически. Якоб мрачно морщится и поворачивается к рыжеволосой девушке. – Тем временем Намару обставили как новичка. Не знаю, как Эмма провернула подобное. Я только слышала их, но не видела. И вероятно, я не смогла бы ничего предпринять в любом случае, даже если бы не стала выполнять просьбу Штайна. Черт! Я имею в виду, это какое-то безумие, ты повел себя как настоящий сокол.

– Ах! Кем же тогда я приходился вам до сих пор? Цепной собакой Фаррана? – Она сглатывает, уклоняется от его взгляда и наклоняется к Монтгомери, чтобы развязать шарф.

Прекращай. Их право – проверить, что ты не собирался загнать их в ловушку к другим воронам после того, как не ответил на звонок и не появился. Филлис права. Если бы ты пришел раньше, Штайна можно было спасти.

Пламенный гнев поднимается в нем, смешиваясь со жгучим чувством, которое грызло его после смерти нейрокинета, усиленное ужасным состоянием Монтгомери.

– И что? Чувствуешь себя лучше после увечий? – внезапно вырывается из него. – Поскольку это моя вина, что ты предлагаешь, Рич? Должен ли я выцарапать имя Штайна на лице ножом, чтобы покаяться? Убить себя? Он каким-то образом вернется к жизни? Или Фарран потерпит неудачу?

Браво. Оправдания действительно являются частью твоих уникальных способностей.

– Заткнись, Якоб! – кричит Филлис. – Не все такие бесчувственные чурбаны, как ты. К счастью!