Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

Снова опаздываю. На перекрестке спиной кверху лежит тело мужчины. Количество рубленых ран говорит о том, что лишить его жизни было непросто. И раз он продержался так долго, то, скорее всего, его противнику тоже досталось. Рука мертвеца сжимает стилет с обломанным лезвием. Лицо залито кровью, ею пропитаны волосы и борода. Кровь повсюду, словно слякоть.

Мне не остается ничего другого, как дальше идти по кровавому следу. Только на этот раз след не один. С места резни сразу в нескольких направлениях расходится зловещая дорожная разметка: смазанные отпечатки подошв вперемежку с кляксами крови. Почему-то я не верю, что убийц было несколько. Или что убийца оставил лишь один след, а остальные принадлежат кому-то еще. Пусть это начисто лишено логики, я чувствую, что разными дорогами это место покинул один и тот же человек. Хотя выходит, человеком-то его и не назовешь. С таким колдовством я еще не сталкивался.

На раздумья нет времени. Если я прав, то не важно, по какому следу бросаться в погоню – любой из них приведет меня к убийце. Он, должно быть, ранен, а значит, не мог уйти далеко.

Прячу меч. Бегу, стараясь экономно расходовать дыхание. Под ногами скользко от крови. Я и сам уже порядком выпачкался. След сворачивает во двор двухэтажного особняка. Отпечатки ног на крыльце. Не заперто. В доме горит свет. Лестница, ведущая наверх, вся в темно-красных пятнах. Значит, попался. Со второго этажа ему бежать некуда.

Я поднимаюсь по скрипучим ступеням, проклиная доносительство старых досок. Ничего, пускай этот дьявол набрасывается на меня – он напорется на изготовленный к бою клинок. Плохо, что с лезвия стерлись все до одного защитные руны. Сверху доносится приглушенный стон. Надо спешить.

След уводит за приоткрытую дверь. Рукоятка вымазана красным. Я толкаю дверь ногой и врываюсь в комнату. Никого. Только на полу в середине комнаты лежит надкушенное яблоко. Глянцевый символ греха, роковой в своем венозном цвете. Но где же убийца? Он ведь должен быть в этой комнате.

Я поднимаю перед собой Аргумент, готовясь приблизиться к занавешенной постели, и застываю в замешательстве. Откуда на лезвии кровь? Подношу клинок к глазам, и из недоумения меня отбрасывает в неверие, в тупое отрицание. По всей длине сталь запятнана подсыхающими брызгами и потеками, а на острие появились свежие зазубрины. Меч явно был в деле, но, думаю, я бы запомнил, если бы пускал его недавно в ход…

Я растерянно оглядываюсь и делаю еще одно скверное открытие. К тому месту, где я стою, подводит лишь одна вереница следов. Моих. Но ведь раньше меня здесь должен был натоптать убийца. С набухшим комком в горле выглядываю в коридор, откуда только что пришел, но нахожу там лишь те же отпечатки, что привели меня в комнату с яблоком. Ясный оттиск левой ноги. И непрерывный штрих волочащейся правой. А куда же подевались мои следы? Ведь я продолжаю оставлять их за собой, а значит, должен был оставить и на пути сюда? Разве что… Любой следопыт указал бы на очевидное: никто здесь не был, кроме меня! И красный мазок на дверной рукоятке оставлен моей рукой. Ладонь вся липкая оттого, что я прижимал ее к ране на бедре – там, в средоточии ослепительной боли, скрежещет о кость осколок ножа. Если попытаюсь сделать хотя бы еще один шаг, то потеряю сознание.

В этот момент с лестницы доносится скрип – такой же, какой я слышал, карабкаясь по ступеням. Это подоспел мой преследователь. Ну что, стало быть, здесь и примем бой. Я неосторожно переношу часть своего веса на раненую ногу, и болевая молния прошивает меня, вырывается сдавленным криком…

Все головы повернуты ко мне. На лицах девушек брезгливая тревога. Ухмылки мужчин – у кого-то сочувственные, но все больше презрительные. Трактирщик неодобрительно качает головой из-за барной стойки.

– Приятель, ты бы шел домой, если еще можешь. Похоже, твои друзья тебя бросили.

Я обвожу взглядом соседние столики. Кто-то вернулся к своим разговорам над сдвинутыми кружками. Но большинство все еще смотрит на меня. Подмигивают, посмеиваются.

– Да этот малый набубенился вдрызг.

– Так на то и вечер пятницы.

Пятницы? Я растираю пальцами лоб, надеясь хоть немного разогнать вязкую муть в голове. Последнее, что помню, – это спуск в подземную лабораторию кастигантов. Разговоры о предназначении. Мокрый шум живого сердца, доносившийся из работоспособной машины Теркантура. Это было в среду. Получается, что из памяти начисто выпал четверг и бо2льшая часть пятницы. Что со мной произошло за это время? И как оно связано с жутким сновидением, от которого я только что очнулся с позорным воплем?

Во всяком случае, я уже не в Лаврелионе. Провожу тяжелым взглядом по стенам из желтого кирпича; по изумрудным вставкам в закопченных окнах; по барельефу над барной стойкой, на котором изображены яблочные кущи и жители холмов, передающие монахам секрет изготовления сидра. Да ведь это пивная «Пить здесь»! Именно тут мой товарищ со времен Академии Огден Виц, прозванный Неупиваемым, опасно близко подошел к тому, чтобы лишиться своего прозвища. А не останови мы вовремя тот спор, то мог бы и с жизнью распрощаться.

Снаружи забили башенные часы – те самые, похожие в темноте на вторую луну, вмонтированную в фасад Почтамта. Они служили мне основным городским ориентиром в ту пору, когда я только переехал в столицу. Почтамт отсюда через каких-то две улицы. А оттуда пройти пару остановок – и будет мой дом. Очень предусмотрительно со стороны кастигантов оставить меня так близко от моего жилища. Видимо, я был в беспамятстве, когда они притащили меня сюда, притворяясь моими собутыльниками; потом какое-то время они тут пили и закусывали как бы в продолжение начатой где-то еще вечеринки. Потом сгинули в сумерках, бросив мое тело сторожить початые бутылки и сохнущие кружки. Передо мной наполовину пустой бокал. Под бокалом – липкий картонный кружок, на котором карандаш официанта оставил пять грифельных отметин. Будто бы это моя пятая пинта. Ну что ж, блестящий спектакль. Все учтено для того, чтобы вернуть меня миру, не вызывая у общества подозрений. Как будто и не было моего путешествия в Лаврелион и тамошних неприятностей на почве преобразования человеческого духа. А может, и в самом деле не было? Мало ли что примерещится после пяти-то кружек эля, особенно если их предварить той или иной бормотухой?

Нет, конечно, не примерещилось. Эктор Целлос и его дочь Хага. Паралич после попытки бегства. Опыты с философским камнем. Придумать такое – надо быть романистом, а не рыцарем. Меня хотели подвергнуть трансмутации, засунуть в машину Теркантура… Но что из этого вышло, я не помню. Похоже, дело в ягодном коктейле, который Хага дала мне в среду после того, как я пришел в себя. Они что-то подмешали в него… Я ощупываю туловище и руки, надеясь не найти новых ссадин или шрамов. Вроде бы все без изменений. Но когда пальцы касаются лица, понимаю, что изменения все-таки есть. Не могла щетина так отрасти за два дня!