Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

Я делаю глубокий вдох.

Передо мной неразгаданный пасьянс из 56 фотографий. Безмолвные, застывшие, глянцевые лица. Слишком разные в запечатленных ракурсах, ужимках, временах года, дня и ночи. Женщины на снимках как будто сговорились быть во всем непохожими друг на друга, чтобы ничем не выдать общую тайну. И все же… Если заставить окружающий мир померкнуть, отодвинуться… Если остаться по-настоящему наедине не с фотографиями, а с проблесками чужих жизней, все еще длящихся и пронзающих смертную тень, хотя сами звезды погасли… В этот миг ты чувствуешь нечто вроде слабого дуновения – словно волосы легонько взъерошил похолодевший бриз. И ты оборачиваешься в верном направлении, даже не видя моря за чередой домов, но зная: это почти нежное касание – лишь первая весточка, дальний отголосок молодой бури, еще только набирающей силу, закипающей у черты горизонта. Пусть никто из сидящих в прибрежных кафе не торопится уходить, разве что, поежившись, попросят у официанта шерстяной плед, – тебе-то уже ясно, что бегством все равно не спастись, что рябь на верхушках деревьев скоро сменится ледяным шквалом, что тучи, закручивающиеся над головой, вот-вот обрушат на землю последний ливень. Почему ты так в этом уверен? Потому что это твой шторм. Только тебе под силу немедленно выйти в море и остановить грозовой вал, пока он не достиг берега. Как ты этого добьешься? Покаянием? Жертвой? Заклятием? Шторм сам тебя научит, когда вы встретитесь.

– Джуд, скажи уже что-нибудь!

Я поднимаю глаза на озадаченное лицо Байярда. Должно быть, вслед за покойным магистром он тоже рекомендовал сэру Данику мои таланты и теперь нервничает, что я отказываюсь соответствовать.

– Значит, Отдел расследований супернатуральной активности предлагает мне стать рыцарем Круглого Стола?

Сэр Даник сцепляет перед собой пальцы и поджимает губы.

– Пойми меня правильно. Есть формальности. Каждое назначение утверждается инквизицией. Орден Мангуста входит в антифобиумный список. Надеюсь, не нужно объяснять, что это значит?

Я киваю. Инквизиция давно ратует за полный запрет антифобиума. Все дело в определенной дозировке препарата, которая сопровождается опытом богооставленности. В свое время всех нас вызывали на собеседование по этому вопросу («Ну, рассказывайте, товарищ Леннокс. От кого вы узнали о богопротивном антифобиуме? Кто еще вместе с вами предавал Господа нашего Иисуса Христа?»). Лет двадцать назад люди возвращались с подобного собеседования, лишившись пары ногтей, поэтому даже уборщицы в инквизицию набирались из числа бывших военных медсестер.

– Мы дадим тебе все полномочия рыцаря Круглого Стола. И если ты раскроешь это дело, мы поговорим о том, чтобы посвятить тебя.

Я хмыкаю. Встаю.

Мои собеседники напряженно переглядываются.

И выдыхают с облегчением, когда я протягиваю ладонь для рукопожатия.

Потом сэр Даник пишет на листке какие-то цифры, коэффициенты, и надо бы слушать внимательнее, потому что это касается моего жалованья. Потом речь заходит об усовершенствованных эвелинах четвертой манеры, которые есть только у РКС. Но и это уже несущественно. Важно другое. Я думал, что лишился всего: ордена, учителя, подруги и даже смысла жизни, который потерял еще на Першанделе и фантом которого до сих пор мучил меня.

Я ошибался.

Оказывается, можно быть рыцарем, не будучи рыцарем. Без клинка. Без герба. И даже, пожалуй, без доспехов. Рыцарь – это тот, кто внутри. Это то, что внутри. Нет, я не знаю, что движет малефиками и как они думают. Но я не боюсь узнать. Я уже бывал по ту сторону магии. И смог вернуться.

Прощаюсь с сэром Даником. Байярд вызывается меня проводить.

– Старик, ты сегодня принял правильное решение. Магистр этого хотел. Давай отметим, что ли, в каком-нибудь кабаке. В «Хромой цапле»? Думаю, что через пару часов я освобожусь.

Я киваю и начинаю спускаться по лестнице.

– Да, Джуд, насчет твоей просьбы… Удалось узнать вот что. Секты бичующих дьявола давно не существует. Как и алхимика Теркантура… В архиве мне сказали, что все опыты по трансмутации были прекращены, а материалы по ним уничтожены. И материалы, и непосредственные участники. Тайный приказ Министерства науки.

– Понятно. Ну, на нет и суда нет. А что Ален Лурия? Он-то, по крайней мере, существует?

– Хотелось бы знать, зачем он тебе. Да, про него нашлось кое-что. Но чтение скучное. История сплошных наград и повышений. Это явно версия подретушированная. Сам увидишь – я снял копии, принесу их в «Цаплю». Думаю, у рыцарей Круглого Стола может быть более полное досье. Поспрашивай.

– Спасибо, Байярд.

– Погоди еще. Ты ведь так и не сказал мне, где ты пропадал?

– То-то и оно, дружище. Не уверен, что полностью оттуда выбрался. По крайней мере пока. Дай мне время во всем разобраться, и можешь рассчитывать на подробнейший отчет.

– Джуд, не обижайся, но с тобой вечно происходит какая-то запредельная муть. Ты не думал, что тебе пора жениться?

Обдумывая неожиданный ракурс, предложенный Байярдом, спускаюсь по лестнице медленнее, чем обычно.

«В конце концов, – подумала София, – я же не заставляю его на себе жениться».

Только неясно, говорил ли этот довод в пользу Клода-Валентина или против него. Вот что бывает, когда в своем воображении попеременно даешь слово то адвокату, то обвинителю. Прошло уже сорок минут, а юридические прения в голове Софии так и не помогли девушке разобраться в самом главном: было ли это свиданием?

Определенно, многое располагало к тому, чтобы ответить положительно. Во-первых, имелся сам кавалер, одетый в безупречной светской манере, которая совмещала джентльменский лоск и толику задиристой небрежности. Во-вторых, от игристого вина немного кружилась голова, а на щеках восходил мягкий румянец. Наконец, Клод-Валентин явно обещал ей, что поведет ее в кино.

Смущало то, что ее довольно быстро покинули у одного из фуршетных столов в компании креветок, обернутых в бекон, которыми София и утешалась, пока ее спутник переходил от одной группки пожилых собеседников к другой. Отчего Клод-Валентин предпочел ее обнаженным плечам общество залысин, вельветовых пиджаков и шарфов, девушка понять не могла. Может быть, она переусердствовала с откровенностью наряда, и юноше пришлось отстраниться, чтобы безвыходность полового чувства не выдавала себя бесстыдным натиском в брюках? Так или иначе, София следила за ним непрощающим взглядом, который делался тем тяжелее, чем легче становился ее бокал и чем плотнее ее теснили другие охотники до закусок, называвшие девушку «дорогушей» или «милочкой». Смущало и то, что фильм, запланированный к показу после банкета, был, судя по всему, документальным. София расслышала, как кто-то, знавший режиссера лично, толковал про «культурный срез», «объяснительную силу» и «панораму десятилетия».