Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

Ладно, что тут думать. Вопрос-то поставлен грубо: или он, или София. Вмешайся она – и рекомендательное письмо от Марины можно сразу разорвать, пустить по ветру. Этой выходки ей бы не простили.

А самое главное – у нее связаны руки. Ну в самом деле! Позвонить в РКС и заложить своих? Это уже предательство. Да и одной смертью тут не обошлось бы. Что остается? Ничего. Где держат Леннокса, она не знала. Спасибо Валерии – хоть об этом не проболталась. А проболталась бы – так его наверняка охраняют. Не спасти же его, вооружившись только чувством справедливости.

Все. Пора прекращать изводить себя. Очень жаль, что так получается. Но ей нечем помочь своему знаменитому номеру три. В конце концов, кто из них рыцарь? Он гораздо лучше, чем она, подготовлен для спасения своей жизни. А ей надо выспаться. И придумать, как она объяснит отцу, почему поездка в Вирголече откладывается. Завтра она сядет на девятичасовой до Камелота и, если повезет, к вечеру уже снова сможет колдовать.

Лаврелион. Золотой век. Очищение.

Лаврелион. Золотой век. Очищение.

Лаврелионзо… лотой веко… чищение…

Дверь открывается, запуская внутрь маслянистого света. В каменном мешке появляются трое. То ли люди, то ли тени.

Потом – острая вспышка сродни блику на лезвии скальпеля.

Звон в ушах.

Одна из фигур исчезает и снова появляется. Мне дают пить.

У воды металлический колодезный привкус. Холодная как лед. Я пью до наступления резкой боли во лбу. Будто что-то ввинтили в череп. Надо выждать… Ледяные тиски разжимаются, но легче от этого не намного. Перед глазами все плывет. Слабость и дрожь. Господи, как плохо. Плещу в лицо, обтираюсь. Ладонь вся в красном. Тупая бродячая боль во всем моем существе. Один в один похмелье после выпускного…

Похоже, я провел в застенке целую ночь.

Делаю еще несколько глотков. Оглядываю троицу моих посетителей. Этих я прежде не видел, целая делегация. Пришли, должно быть, проверить, как идет процесс.

Тот, что подал мне воды по приказу одной из девушек, – седоволосый мужчина в костюме просторного кроя. При галстуке и носовом платке: аккуратный треугольник в нагрудном кармане. Уголки тонких губ вроде бы приподняты в мягкой улыбке, но глаза нацелены непонятно куда.

Кажется, это не совсем человек. А то и вообще не человек. Или у меня послеобморочные галлюцинации. Минуту назад седоволосый как бы изошел зыбью, потом растаял, так что его совершенно не стало, а потом заново соткался – тогда-то в его руках и появился кувшин с водой. Симулякр? Психокинетическая сущность? Похоже на то. Нам про них рассказывали в Академии. Что они способны курсировать между планами. Переходить из телесного состояния в бестелесное. И что своей воли у них нет. И что с этим связаны четыре закона поведения симулякров. Ладно, с первым гостем, считай, разобрались.

Кто там следующий?

Вход сторожит симпатичная смуглая брюнетка. Скуластая, в теле. Держится уверенно, но бдительно – то и дело поглядывает в коридор. Под курткой у нее пистолет: вроде как припрятан, но рука ее слишком очевидно дежурит у пояса. Странно. Как будто она не от меня охраняет проход, а наоборот: следит, чтобы кто-нибудь не нагрянул снаружи.

И наконец, третья из трех, медноволосая. Бледное лицо. Темные подвижные глаза. Высокий лоб, перечеркнутый прямой прядью. Легкая изгибистая фигура. Она что-то среднее между девочкой и девушкой. Вся новенькая и свежая. Но как будто хочет казаться взрослее. И этот-то образ, поровну милый и соблазнительный… Этот-то взгляд, содержащий некоторое требование…

– Вы одна из них! – Я уверен, что она поймет меня.

– Нет. – Она вздыхает, то ли сокрушенно, то ли сконфуженно, слегка морща нос. – Это долгая история…

– На которую у нас нет времени, – одергивает нас метиска.

Опираясь на каменную стену, встаю, сопровождаемый хрустом в коленях.

– Меня устроит короткая версия.

Рыжеволосая девушка переглядывается со спутницей. Та пожимает плечами.

– Меня зовут София. Это Саския. А это… барон Фальтенеро, местный призрак. Вас похитили ведьмы, а мы пришли спасти вас. И у нас правда времени в обрез.

Значит, все-таки ведьмы! Не то чтобы я не начал догадываться. Просто… Я же всегда думал, что каста наделенных магией женщин – политический миф. Вся эта охота на ведьм после Великой Резни. Инквизиция и РКС тогда отправили на эшафот стольких людей! Там были и виновные, и невиновные в колдовстве. И невиновных гораздо больше. Настоящие ведьмы затерялись среди них. А сейчас, выходит, это именно та крепко сбитая, но тайная корпорация, от разоблачения которой РКС были вынуждены отречься. Публично и с извинениями. Признав, что сильно преувеличили ее масштабы.

Надо скорее связаться с людьми Ноткера.

Значит, все-таки ведьмы…

Из клуба «Чумной барак» меня привезли к каким-то развалинам, бросили в подземелье. Дали мне что-то выпить, и я им выложил все, что знал. И про Лаврелион. И про мое расследование. А спасло-то меня, похоже, как раз то, чего я не знал. Вернее, не помнил… Они уж хотели меня пытать, да подоспела та, которая умеет сканировать мозг. Она и сказала, что эти воспоминания так просто не достать. И тогда они решили забраться мне куда-то совсем уж глубоко – в самый дремучий слой, илистое дно, не доступное даже моему сознанию. И помог им все тот же кулон, маленькое украшение Лоры Камеды, взятое мною из морга… Вот же оно, на полу.

Я наклоняюсь – ох зря! – чуть сознание не потерял… Думал, расплещу мозговое вещество… Поднимаю амулет. От подвески мало что осталось. Только пара осколков в оправе.

– Это Фальтенеро ее разбил, – говорит София. – Когда мы зашли, вы тут сидели, слегка не в себе. Что-то бормотали. Что-то насчет золотого века и очищения. А эта вещица полыхала синим. Фальтенеро ее разбил. После этого вы пришли в себя.

Киваю. От бледного огня до сих пор пятна в глазах… За ночь Лорин амулет впитал целую уйму моих воспоминаний, и каких! – я и не думал, что они где-то там уцелели. Даже грудь кормилицы вспомнил. И первое свое ребячье побуждение к справедливости, совпавшее у меня с другим побуждением…

Мне пять лет. Или около того. Я играю в доме и застаю во флигеле нашу экономку, Луэллу, в слезах, с расцветающим под глазом синяком, пытаюсь ее утешить, но почему-то навлекаю еще бо2льшие слезы – и она прижимает меня к себе, прижимает, словно это меня надо жалеть, и что-то всхлипывает про лесного тролля, который поколотил ее на заднем дворе. И я ей твердо обещаю, что убью всех троллей в округе. И так она меня прижимает, так я объят горячим, молодым и упругим… Что происходит со мной естественное, хотя, может, и преждевременное дело. На том она и убегает прочь. А потом и увольняется…