Робин Хобб - Судьба убийцы [litres]

Впереди, там, где только что была сплошная стена, в белом камне появились щели, непроглядно-черные на белом фоне. Вскоре стало видно, что это очертания дверей, и они широко распахнулись. Оттуда маршем вышел отряд стражи в сверкающих серебристых доспехах и бледно-желтых плащах и выстроился по обе стороны от входа. Я думала, стражники остановят нас, но Двалия свирепо глянула на них, сделала рукой какой-то знак, и они без единого слова пропустили нас в крепость.

Только когда мы прошли под аркой ворот и оказались в крепостном дворе, нам преградили путь. Это был высокий, худой человек с мечом на поясе. Несмотря на богатые доспехи, выглядел он тощим и слабым. На болезненно-бледном лице выделялись розовые пятна там, где с него слезала кожа. Из-под шлема торчали седые пряди волос.

Человек прищурился, глядя на нас.

– Лингстра Двалия, – произнес он так, будто само имя ее было упреком. – Ты покинула эти стены с отрядом небелов верхом на лошадях. Где твои сопровождающие и их прекрасные кони? Почему ты вернулась одна?

– Дай пройти, Босфоди. Нельзя терять время. Я должна немедленно предстать перед Симфэ и Феллоуди.

Он уступил не сразу, сперва задумчиво оглядел ее изуродованное лицо, лохмотья Виндлайера и в последнюю очередь скользнул взглядом по мне. Суровое выражение на его лице сменилось гримасой неодобрения. Он отошел и величественно махнул нам рукой, чтобы мы проходили.

– Ступай, если хочешь, Двалия. Однако, если бы я отправился в сомнительную миссию, а вернулся потрепанным, растеряв все, что мне доверили, я бы не торопился признаться Четырем, что не справился с их поручением.

– Я справилась, – отрезала она.

Мы двинулись дальше, и, проходя мимо него, я услышала, как он пробормотал:

– Это ж надо было, чтобы единственным, кто вернулся живым, оказался Виндлайер, – и сплюнул.

Просторный двор был вымощен белыми и черными плитами, такими чистыми, словно их только что тщательно подмели. Вдоль внешних стен крепости стояли лотки с едой и напитками и тележки с комодами, где, как я теперь знала, хранились предсказания в ореховой скорлупе. Вымпелы и гирлянды почти неподвижно висели в жарком воздухе. В тени под пологами были расставлены столы и стулья для желающих закусить. Казалось, мы попали на праздник, намного более многолюдный и роскошный, чем Зимний праздник в Дубах-у-воды. На миг детское любопытство заставило меня забыть о том, кто я теперь, и мне захотелось побродить между прилавками, покупая сладости и яркие безделушки.

– Пошевеливайся, дура! – прикрикнула Двалия.

Эти радости не для нас с Виндлайером. Я пошла прочь, оставив позади ребенка, которым когда-то была.

Двалия торопливо вела нас к внутренней крепости, более изящной, чем наружные укрепления. Стены ее, похоже, были целиком сложены из гигантских белых костей с филигранно прорезанными в них окнами и дверями. Над этой цитаделью высились четыре башни с верхушками-луковицами, которые я приметила еще с корабля. Казалось невозможным, чтобы такие тонкие и высокие башни выдерживали тяжесть своих наверший.

– Топай уже! – зарычала Двалия и впервые за много дней отвесила мне затрещину.

Старая ранка в углу рта снова начала кровоточить. Я прижала ее пальцем и поспешила за Двалией.

Она провела нас на крыльцо с портиком, к распахнутым настежь двустворчатым дверям. Мы наконец ушли с палящего солнца, и перемена оказалась слишком резкой для меня. Мои туфли так и не высохли, и за мной на безукоризненно чистом полу оставалась дорожка грубого песка с насыпи. Потом мои глаза привыкли к умеренному свету, и я поняла, в каком величественном месте оказалась.

Дверные проемы были отделаны позолотой, а может быть, даже золотом. Кругом висели великолепные картины в пышных рамах, и все изображенное на них во много раз превосходило размером оригинал. С потолка свисали портьеры с кистями. Я никогда прежде не видела белой древесины, но здесь ею были отделаны все стены. Высокие потолки были расписаны загадочными пейзажами. Я чувствовала себя очень маленькой и совершенно неуместной среди всей этой роскоши. Но Двалию она ничуть не смущала.

Женщина, заступившая нам дорогу, была одета в желтое – ярко-ярко-желтое, ярче одуванчиков. Длинные рукава отчасти скрывали кисти ее рук, длинные юбки подметали пол. Воротник доходил до самого подбородка; украшенный цветами головной убор закрывал волосы, оставляя на виду только бледный овал лица. Ее губы были выкрашены в пронзительно-красный цвет.

– Двалия, – проронила она и умолкла, нахмурившись.

Где-то далеко открылась и захлопнулась дверь. Мимо нас к выходу прошли два человека. Когда они вышли на крыльцо, я услышала гомон толпы: просители добрались до крепостного двора. Потом наружная дверь закрылась, отрезав шум.

Двалия заговорила:

– Я должна предстать перед Симфэ. И Феллоуди. Немедленно.

Женщина злорадно улыбнулась:

– Сегодня Четверо не принимают посетителей по одному. Они собрались в Палате Правосудия, чтобы выслушивать жалобы, определять вину и выносить наказания. Ты должна знать, что такие дела назначаются за много месяцев. Однако, – тут она улыбнулась, будто кошка оскалилась, – если хочешь, я могу спросить, не примут ли и тебя в Палате Правосудия?

При этих словах Виндлайер испуганно прижал ладони к щекам, потом зажал себе рот.

– Нет. Я хочу говорить наедине с Симфэ. Или с Симфэ и Феллоуди. Сейчас же, Денейс.

Двалия злобно глянула на Виндлайера, он уронил руки, потупился и втянул голову в плечи, словно ожидая подзатыльника.

Женщина в желтом поджала губы, и на ее лице не осталось почти никаких заметных черт: глаза были серыми, а бровей, как я поняла, присмотревшись, не было вовсе.

– Сегодня это невозможно. Может быть, послезавтра я смогу…

– Если благодаря тебе вести, которые я принесла, задержатся на два дня, думаю, Четверо снимут с тебя кожу. Медленно. Или позволят сделать это мне.

Я думала, Денейс и так бледная, но теперь она сделалась белой, как лучшая бумага моего отца.

– Я передам твою просьбу их секретарям, но…

– Смотри у меня, – перебила Двалия. – Мы подождем приглашения в Палате Радости. Проследи, чтобы нам поскорее принесли питье и закуски. Мы проделали долгий путь.

– Ты не вправе приказывать мне, – скала Денейс, но Двалия только фыркнула.

– За мной, – сказала она и повела нас прочь из круглого зала при входе по одному из веером расходящихся от него коридоров.

Мы шли по белокаменным полам без единого пятнышка, под осуждающими взглядами людей на портретах. Я услышала, как двери позади распахнулись, и, обернувшись, увидела, что Денейс приветствует процессию нарядных людей.

Двалия явно хорошо знала дорогу. Она подошла к дверям, украшенным многочисленными бронзовыми солнцами, толкнула, и мы вошли. Из любопытства я, проходя, провела пальцами по створке. Казалось, ее выточили из цельного куска кости, но у какого животного могли быть такие огромные кости или бивни?