Робин Хобб - Судьба убийцы [litres]

Из-за замковых стен поднимался дым, ярко выделяясь на чистом небе. В море виднелась целая флотилия рыбацких лодочек, одни шли под парусом, кто на веслах. Они появлялись из-за мыса на острове, безмятежные, как чайки.

Наши шаги звонко застучали по причалам. Мы дошли до самого дальнего, и я остановилась, упершись руками в колени и пытаясь отдышаться.

– Хвала Эде и Элю, – дрожащим голосом проговорил Лант.

Я сделала два шага и заглянула за край причала.

Там ждала лодка, в ней четверо гребцов. Трое спали, свернувшись на дне, но, когда мы спустились, сразу проснулись и заняли места на веслах.

– Где Фитц? – спросила одна из них.

– Не придет, – резко ответил Лант.

Татуированная воительница, которая задала вопрос, кивнула и показала на остров, дернув головой:

– Я так и подумала, что это его работа, когда мы увидели ночью пламя. – Она уставилась на лицо Любимого и молча покачала головой. И тут заметила меня. – Так это ты та малышка, из-за которой весь сыр-бор разгорелся?

– Она, – сказал Лант, избавив меня от необходимости отвечать. И почти с гордостью добавил: – И это она подожгла замок!

Женщина сунула мне сырое шерстяное одеяло:

– Молодчина, малёк! Молодчина! – И скомандовала остальным матросам: – Взяли! Лучше убраться отсюда побыстрее.

В разгорающемся свете дня было видно, как над замком продолжают подниматься две тонкие струйки дыма и один большой черный столп. За внешними стенами было не разглядеть, насколько серьезно пострадал замок. Но я улыбнулась про себя в уверенности, что пострадал он достаточно. Им почти нечего спасать.

Я села рядом с Пером. Спарк опустилась на корточки у ног Ланта. Воины налегли на весла. Женщина гребла и рассказывала:

– Глухой ночью я увидела огонь, очень ненадолго. Некоторые жители повыскакивали из домов и стали кричать, но тут явилась городская стража и загнала всех обратно. И таверны велела закрыть. Мы слышали крики: «Ступайте по домам и не высовывайтесь!» И все разошлись, послушные как овцы! Мы завели лодку под причал и сидели тихо. Думали, скоро вы все прибежите, но вас не было. А перед самым рассветом я разглядела огни трех лодок, они вышли из-за дальней оконечности острова и направились к берегу. Я думала, они поднимут тревогу, созовут стражу. Но нет, ничего не произошло. – Она пожала плечами.

Любимый напряженно выпрямился:

– Ничего такого, что они позволили бы увидеть. Но боюсь, что-то будет.

Женщина кивнула.

– Навались! – скомандовала она гребцам, и те стали работать быстрее.

Все четверо были сильными и умелыми. Они налегали на весла, и мышцы на их плечах натягивались и расслаблялись одновременно, словно у единого существа. В гавани стояло на якоре несколько больших кораблей. Мы миновали один-другой, и наконец я увидела корабль, к которому мы направлялись. Паруса его были убраны, ни звука, ни движения на палубе. Но я заметила, что в вороньем гнезде кто-то был, а завидев нас, проворно полез вниз. Крик поднимать наблюдатель не стал, и я догадалась, что это так и задумано. Когда мы подошли ближе, через борт перегнулось несколько матросов, силясь разглядеть нас.

Мы обогнули борт, и я увидела носовое изваяние. Я ничего не смогла с собой поделать. На нас с высоты с едва заметной улыбкой взирал мой отец. Я расплакалась.

Пер крепко обнял меня за плечи. Он прижимался грудью к моей спине, и я чувствовала, как он дышит, но он не говорил ни слова. Никто ничего не сказал нам. Я подняла голову и увидела, что Спарк сжалась в комочек у ног Ланта, сделавшись маленькой, как ребенок, а он склонился над ней и слезы капают с его подбородка. Гребцы молчали. Их лица были суровы. Я взглянула на Любимого. Он будто окаменел. Шрамы исчезли с его лица, но он выглядел старым. И запредельно усталым. Неспособным даже плакать, так глубоко было его горе.

Гребцы подвели лодку к кораблю и поймали сброшенную через борт веревочную лестницу.

– Поднимайтесь на борт! – велела нам женщина-матрос и дальше предоставила справляться самим.

Спарк ловко вскарабкалась первой и, встав у борта, протянула руку, помогая перебраться Перу, а потом мне. Любимый лез сразу за мной, словно надеялся поймать меня, если я упаду. Лант поднялся последним, и, пока он не перебрался через фальшборт, двое гребцов придерживали веревочную лестницу внизу. Шлюпбалка повернулась к борту, и с нее сбросили концы, чтобы поднять лодку.

Женщина-матрос посмотрела вниз и тихо крикнула кому-то:

– Порядок! Все на борту.

Другая женщина, со стянутыми в хвост волосами, быстро подошла к Ланту.

– Значит, все обошлось? – спросила она его и вдруг нахмурилась. – Погодите! Фитц еще не на борту!

Лант медленно покачал головой и помрачнел. У меня не было сил слушать, как он объясняет, что отец мертв. Кроме того, меня тревожило кое-что другое.

Когда мы поднимались, я коснулась борта корабля и ощутила чужое присутствие и тревогу, как гудение в толще досок. Повернулась к Перу.

– Этот корабль не из дерева, – сказала я, не зная, как еще объяснить.

– Это живой корабль, – хрипло ответил тот. – Он сделан из драконьего кокона, и в нем заключен дух дракона. Лицо кораблю вырезал Шут, когда-то давно. Это он сделал его похожим на твоего отца.

Пер оглянулся. Шут и женщина, которая пришла нас встречать, о чем-то хмуро разговаривали, Лант и Спарк стояли рядом. Они словно забыли обо мне.

– Идем, – сказал Пер и взял меня за руку. – Прямо сейчас он не сможет с тобой поговорить, – пояснил он, пока мы брели по палубе, на которой вдруг поднялась деловитая суета. – Ему приходится притворяться обычным кораблем. Но тебе стоит его увидеть.

Мимо нас прошла женщина, она оживленно говорила своему собеседнику:

– Развернем его, не поднимая якорь, и тихо выйдем из гавани. Ветер слабый, но нам хватит.

Чем ближе мы подходили к носовому изваянию, тем больше мне становилось не по себе. Я подняла стены, потом возвела еще одни и еще. Пер, похоже, не замечал, что корабль переполняют чувства. Я уперлась, заставив его остановиться:

– Корабль злится.

Он посмотрел так, будто испугался за меня:

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую. Пер, я его боюсь.

Я зол не на тебя . Эта мысль мелкой, но мощной дрожью прокатилась по моему телу. Я вцепилась в руку Пера с такой силой, что тот удивленно вскрикнул. Я слышал разговор. Они пленили змею и заставляли ее страдать, чтобы сделать свое гадкое зелье.

Да. Виндлайер пил его. И после мог заставлять людей делать все, что он говорит. Меня трясло с головы до ног. Я не хотела чувствовать его всесокрушающий гнев. Меня и так переполняло горе. Для его злости просто не было места. Пер убил его. Пер убил Виндлайера, а я убила женщину, которая давала ему зелье.