Робин Хобб - Судьба убийцы [litres]

Белые где-то отыскали для нее красивую кровать. Высокие резные столбики поддерживали кружевной балдахин. Я разбудил Капру, прежде чем убить. Зажав ей рот, прошептал в ее полные удивления глаза:

– Умри за то, что причинила моему Любимому и моей Би.

Это было единственное снисхождение, которое я проявил к ней. И задушил ее серебряными руками. Своим Даром я чувствовал ее панику, боль и ужас. Но убил ее – как кролика. Я не стал нарочно убивать ее медленнее, однако смотрел ей в глаза до тех пор, пока они не погасли. Сделал все в соответствии с самым первым наставлением Чейда: пришел, убил и исчез. Прихватив с собой недоеденную курицу.

Та была ужасно вкусная.

Когда солнце взошло, я уже шагал, держась на некотором удалении от дороги, прочь из Клерреса.

Мне до слез жаль хорошей бумаги и кожаных переплетов тетрадей, которые дал мне отец. Они лежат теперь на дне вместе со всеми грузами и пожитками матросов Совершенного. Самих записей мне не жаль. Это был дневник маленькой девочки, которую я едва помню. Ее сны не имеют значения, это всего лишь вехи на уже не существующем пути. А те немногие, что еще могут сбыться, сбудутся так или иначе, не важно, сохранятся записи о них или нет.

Мне снятся теперь другие сны, и Любимый уговаривает меня записывать их. Мне не нравится звать его Любимым. А когда я однажды назвала его Шутом, он передернулся, а капитан посмотрел на меня так, будто я нагрубила. В присутствии других людей я зову его Учителем. И я ни за что не стану называть его Янтарь.

У меня не осталось тетрадей, но Любимый дал мне бумагу, простое перо и черные чернила. Думаю, он одолжил все это у капитана Уинтроу.

Вот первый сон, который я запишу. На старом дереве расцветает единственный цветок и превращается в прекрасный плод. Он падает на землю и укатывается. А потом раскрывается, и из него выходит женщина в серебряной короне.

Обидно, что придется рисовать ее только черными чернилами на белой бумаге.

Он сказал, что будет читать все мои записи о снах. Что так надо, чтобы он мог направлять меня. Я записываю сон, который уже рассказала ему, так он сможет потом перечитать этот сон. Не хочу, чтобы кто-то с помощью моих снов менял мир. И что бы он там ни обещал моему отцу, я считаю, что это грубо и неприлично, когда он читает мои записи.

Мы оставили Клеррес позади, и мне было нисколько не жаль покидать его. Грустно только, что отец остался в этом ужасном месте, мертвый и непогребенный.

Корабль – Проказница – заговорил со мной, едва я ступила на палубу:

Кто ты? И почему я так пронзительно чувствую тебя? Ты словно звенишь.

Я укрепила стены своего разума, как могла, но это только подогрело его интерес ко мне. Он навалился на меня. Ощущение было, как будто тычут пальцем в грудь.

Я не знаю, почему ты меня чувствуешь. Я Би Видящая. Слуги из Клерреса похитили меня и держали в плену. Я просто хочу домой.

Тут произошло нечто очень странное: корабль отгородился от меня собственными стенами. Но я не обиделась, а лишь почувствовала облегчение.

Мы поднялись на борт Проказницы группкой оборванцев. Пока я спала, взрослые уже успели все обсудить. Не важно, о чем они там договорились. Я как орех на стремнине. Судьба несет меня куда хочет.

Для нас повесили гамаки, но не выделили своего закутка; мы жили в кубрике, на виду у матросов Проказницы. Мне было все равно. Как только мой гамак был готов, я забралась в него и уснула. Очень скоро меня разбудили громкие крики с палубы. Я заставила себя выкатиться из гамака, упала на пол и бросилась наверх, испугавшись, что на нас опять напали.

Оказалось, часть обломков Совершенного отлив унес из гавани в открытое море. И за них кто-то цеплялся. Спарк обрадовалась было, но ее надежды рухнули, когда матросы подняли на палубу обгоревшую на солнце женщину, едва не терявшую сознание. Это была мать Эйсына и жена Брэшена, которая еще приходилась родственницей капитану Уинтроу. Проказница от радости замурлыкала, так что аж доски загудели. Когда спасенную подняли на палубу и дали ей попить воды, я спустилась обратно в кубрик и забралась в свой гамак. Там расплакалась – не от радости, а от зависти – и снова уснула.

Как только мы очутились на корабле, Любимый стал особой по имени Янтарь. Понятия не имею, почему у него так много имен и почему он вдруг превратился в женщину. Все восприняли это как будто так и надо. С другой стороны, мой отец ведь тоже был Томом Баджерлоком и одновременно Фитцем Чивэлом Видящим. Возможно, и со мной та же история. Би Баджерлок, Би Видящая. Разрушитель.

Сирота Би.

Мы были в море уже два дня, когда я проснулась и увидела, что надо мной стоит Пер.

– Нам грозит опасность? – спросила я, резко сев, и он успел поймать меня, когда я чуть не упала на палубу.

И дело было не только в том, что я села в гамаке, – корабль качало.

– Нет, просто ты слишком долго спишь. Вставай, поешь, разомнись немного.

Стоило ему упомянуть о еде, как мой организм заявил, что хочет есть и еще больше – пить. Пер провел меня через дебри гамаков к длинному столу, вдоль которого стояли скамейки. Там сидели и доедали свою еду несколько человек. И еще там была тарелка, накрытая перевернутой миской.

– Чтобы не остыло, – пояснил Пер.

Это оказалась густая похлебка, странная, но вкусная. Варево пахло кисло, но отдавало корицей и чем-то сливочным. В нем попадались куски картошки и лука. Пер сказал, что мясо в супе – баранина, но она была не жилистой и не жесткой. Еще Пер пододвинул мне большую миску каких-то разваренных бурых зерен.

– Это рис, – сказал он. – Говорят, он растет на болотах и его собирают, плавая по этим болотам на лодках. Попробуй есть его с супом. Это вкусно.

Я ела, пока живот у меня не сделался как барабан, а Пер не выскреб со дна большого котла последние крошки.

– Ну, давай теперь поднимемся на палубу? – предложил он, но я помотала головой:

– Спать хочу.

Он нахмурился, но отвел меня обратно и помог забраться в гамак.

– Ты что, заболела, что все время спишь?

Я покачала головой:

– Просто спать – проще, – и закрыла глаза.

Когда проснулась снова, то не подала виду, потому что они шептались обо мне:

– Но она так много спит! Только и делает, что спит! – Это был голос Пера, в нем слышалась тревога.

– Пусть спит. Значит, она чувствует себя в безопасности. Она отсыпается за все то время, которое провела в плену. Ей нужно отдохнуть и во всем разобраться. Когда я вернулся… когда Фитц принес меня в Олений замок, много дней подряд я почти все время спал. Сон – великий лекарь.

Но через несколько часов, когда я открыла глаза, Пер был рядом: