Дэвид Хаир - Кровь мага [litres]

К тому моменту, когда Казим и Джай вернулись домой, у них все плыло перед глазами от выпитого алкоголя. Испал Анкешаран ждал парней, чего не делал никогда – он всегда говорил, что они взрослые и могут делать, что хотят. Однако в этот раз он дождался их, чтобы сообщить Казиму новость, скосившую его под корень.

«Рамита будет отдана другому».

«Мы разбогатеем так, как не смели даже мечтать».

«Он – старик, который долго не протянет».

«Нет, я не могу сказать тебе, кто он».

«Твой отец понимает».

Ярость Казима переросла в бешенство. Он помнил, как схватил Испала за горло – человека, который дал ему так много, – и тряс его как пса. Как ударил Джая, когда тот попытался их разнять. Помнил, как звал Рамиту, звал ее вновь и вновь – однако на его зов пришли лишь соседские мужчины, избившие его до крови и отобравшие у него его нож. Они били его руками и ногами, били до потери сознания. А затем они выбросили его в переулок в квартале от дома. Он очнулся в луже холодной коровьей мочи, окровавленный, избитый и грязный.

Как он мог вернуться домой после такого?

– Ты не можешь доверять этим омалийцам, – сказал Гарун. – Они – безбожники, понимающие лишь язык денег. Им доверять нельзя.

– Рамита так прекрасна – прекрасней рассвета, – ответил Казим. – Она любит меня. Она ждет меня. – Юноша сумел встать. – Я должен найти ее.

Схватив Казима за рукав, Гарун вновь усадил его.

– Нет, это небезопасно. Они не будут тебе рады. Испугаются, что ты все испортишь. – Наклонившись вперед, он заговорил тише: – Ты знаешь, кто этот феранг?

Казим покачал головой:

– Нет, его имени я не знаю. Мне никто ничего не сказал.

Гарун, казалось, был немного разочарован. Казим угрюмо опустил взгляд, не желая больше говорить. Он не хотел рассказывать Гаруну, что провел три дня Ай-Ида в самых злачных местах джхагги, напиваясь, куря и сношаясь со шлюхами, спустив на это все до последней монеты. Это было слишком позорно.

Гарун посмотрел на него с пониманием.

– Идем, брат, – сказал он мягко. – Давай помолимся вместе.

Снаружи голоса Божьих Певцов призывали верующих обратно в лоно Ахма. Казим, чье тело насытилось, однако душа была пуста, позволил новому другу отвести себя туда, где он смог опуститься на колени и молить Ахма о том, чтобы его Рамита вернулась к нему.

Или чтобы свершилось возмездие.

Богослов читал Калиштам, главу под названием «Слова огня и крови». Она была написана пророком из Гатиохии, где безусловная вера прививалась людям с рождения. Это был поэтический поток, с незапамятных времен использовавшийся для оправдания и восславления любой войны. Конвокация сказала свое слово, и старый каменный свод охотно откликнулся на призыв к оружию. Против ферангов был объявлен шихад. Казим почувствовал себя обновленным. Теперь он не один – у него появились братья, разгневанные на окружающий мир так же, как и он сам, пусть причина их гнева и была более возвышенной, чем украденная невеста.

– Что думаешь? – спросил Гарун, когда они сели пить кофе в крошечной дхабе на базаре Гешанти, где большинство торговцев и покупателей оказались амтехцами. Все мужчины вокруг были в белом, а женщины – в черных накидках-бекирах.

– Смерть ферангам! – гаркнул Казим, чокаясь с ним крошечной чашкой густого черного кешийского кофе.

Казим никогда раньше по-настоящему не задумывался об иностранцах. Да, его отец был кешийцем, покинувшим родину из-за ферангов, – однако теперь их дом был здесь, в Баранази. Гурия даже не молилась Ахму. Она вела себя как омалийская девушка, носила сари, ходила с бинди на лбу и танцевала лакхские танцы.

Гарун покачал головой:

– Послушай себя, Казим! Ты говоришь «смерть ферангам», но единственная, о ком ты по-настоящему думаешь, – это твоя девушка. Разве ты не видишь, что твоя трагедия – это часть одной большой несправедливости? Ты – молодой человек огромной отваги и яростной решимости. Не растрачивай себя на отчаяние. Ахм взывает к тебе, ждет, что ты навостришь уши и услышишь его. Ты нужен Ахму.

– Почему я?

– Я долго за тобой наблюдал. Ты – прирожденный лидер, вся молодежь идет за тобой. Ты во многом преуспел: бегаешь как ветер и сражаешься как питон. Ты необыкновенно одарен, Казим! Отложи свой фривольный образ жизни и наметь себе серьезные цели, остальные молодые люди последовали бы за тобой. Ты ищешь путеводную звезду. И эта звезда – Ахм. Тебе нужно лишь открыть ему свое сердце.

Казим уже слышал подобные речи от богословов, однако всегда говорил себе: «Да, возможно, но я женюсь на омалийской девушке, и у нас будут сотни детей». Это по-прежнему было его мечтой – и даже больше. Это было его судьбой. Одна гадалка, старуха, выглядевшая древнее самого времени, сказала, что его судьба – жениться на Рамите. Так как ее могли у него забрать? Казим будет на ее свадьбе – о да! Он посмотрит ей в глаза и спросит ее, любит ли она его, и Рамита скажет «да». А затем он убьет этого чужака и вернет свою законную невесту. Казим принял такое решение во время сегодняшней утренней молитвы. Любовь победит. Он был в этом уверен.

Должно быть, какая-то из этих мыслей отразилась у него на лице, потому что Гарун недовольно вздохнул и покачал головой.

– Ты должен присоединиться к шихаду, брат. Должен изучить путь меча. Должен помочь нам вдохновить местных мальчишек и убедить их отправиться на войну. Скажи, что присоединишься к нам, брат.

Казим твердо встретил пристальный взгляд амтехского юноши. Я должен согласиться, но моя судьба – это Рамита … Он кивнул.

– Позволь мне об этом поразмыслить. Моя сестра – и мой отец… Я не знаю, где они. Я забыл о своем долге перед ними. А Рамита – она все еще любит меня. Я знаю это!

Глаза Гаруна затуманились, однако затем он пожал плечами:

– Тогда позволь мне помочь тебе, друг мой, и если все окажется так, как ты говоришь, – то просто замечательно. А если нет… ты присоединишься к шихаду, брат?

Казим сглотнул. Если все обернется подобным образом – то куда еще мне податься?

Казим и Гарун обошли все гхаты, ступени, спускавшиеся к самой воде, ища Раза Макани. В Баранази и жизнь, и смерть были неразрывно связаны с Имуной. Город стоял на западном берегу реки, которая текла с севера на юг. Воды ее уже были грязными: по утрам на берег выходил помолиться, помыться и почиститься почти весь город, и вниз по течению плыли все мыслимые и немыслимые виды грязи и отбросов. Люди побогаче предпочитали встречать рассвет, сидя прямо на воде в маленьких лодках, чтобы не стоять в толпе черни. У местного принца была баржа, на которой он проводил ритуальные песнопения по случаю праздников. Сам принц был амтехцем, однако делал это, чтобы задобрить людей, большинство из которых исповедовало омалийскую религию.