Лесса Каури - Ласурские призраки [СИ litres]

А «детеныш» раздумывал о том, что сказал ему красноволосый чужак, посетивший клан: «В Ласурии не везде люди и оборотни ненавидят друг друга». В городах и они, и оборотни живут рядом, ходят по одним улицам и даже пьют в одних трактирах! И есть такой Военный университет, в котором может учиться и он, оборотень из Смертей-с-ветки. Учиться тому же, что и люди и, возможно, стать умнее их! Вот здесь для него и наступал момент серьезных раздумий. Хан еще сам не понимал, что нужнее – понять людей или превзойти их. Ему казалось, ответ на этот вопрос станет разгадкой для многих загадок, но пока Зохан Рысяш знал только, что люди ему интереснее, чем лес, который он знает, как свои пять когтей на передней лапе.

Между тем, наступили сумерки, а значит, пришло время охоты. Мать только радовалась, когда младший, оправившись от ран, начал снова уходить по ночам. Человеческая ведьма, вытащившая Хана из цепких лап смерти, советовала ему чаще становиться рысью, много двигаться и лакать больше свежей крови. «Так силы к нему вернутся быстрее, а боль притупится, – говорила она. – К сожалению, его раны слишком глубоки, и скорее всего, они напомнят о себе тогда, когда придет старость. Но пока он молод, он должен делать все, чтобы оставаться гибким и сильным!»

Хан помог матери прибрать со стола и разделать тушу косули, принесенную старшим братом, после чего выскользнул из дома, обернулся и ушел в лес.

Он охотился до утра. Поймал зайца, разорвал ему горло и налакался теплой дурманно пахнущей крови. Притащил добычу на крыльцо дома, – оттуда никто не утащит, таков закон клана! – и снова сбежал в лес. Мать утром увидит добычу, порадуется! Глядишь, похлебку сварит заячью.

Уже светало, когда он добрался до брошенной заимки, осторожно огляделся и скользнул внутрь. Руби пока не было – она придет позже, после того как поможет матери со скотиной. Из тайника между бревнами Хан вытащил потрепанный свиток, бережно сдул с него пыль и понес к столу. Развернул, привалив ковшиком для воды, чтобы не скручивался. Это была старая карта Ласурии, обнаруженная Рубиной в деревенской помойке. Как она потом рассказала, местный трактирщик решил убрать с чердака своего заведения всякую рухлядь, собираясь оборудовать комнаты для сна. Из-за улучшения отношений с Драгобужьем народу на дороге, шедшей мимо деревни, прибавилось, и многие путники изъявляли желание переночевать в условиях более комфортных и безопасных, чем кусты на обочине. Руби тогда притащила целое богатство: два рыцарских романа, ржавый кинжал для Хана и эту карту. Кинжал оборотень отчистил и спрятал в лесу – дома не мог, запах металла быстро выдал бы местонахождение клинка.

Поначалу казавшаяся бредовой мысль добраться до Вишенрога занимала в его голове все больше места. Оправдывая себя, он считал задумку игрой, но маршрут разрабатывал всерьез. Главное, уйти достаточно далеко от стойбища, чтобы не вернули, а значит, идти без отдыха и сна, путая следы.

После ранения он пытался разозлиться на людей, позабыть Рубину. А она взяла и пришла, с пирогами, дурочка. Не испугалась ни своих, ни чужих. Прямо в стан приперлась! И расплакалась, когда увидела его, лежащего на кровати в бинтах и бледного до зелени. Сидела рядом и хлюпала носом, пока он ел пироги. От нее – рассудительной и спокойной, он не ожидал такого поступка. И если раньше ему нравилось проводить с ней время, обсуждать прочитанные книги, нравилось ее горячее воображение, то сейчас он ощутил чувство, очень похожее на уважение.

Стукнула дверь. Хан не обернулся – еще раньше почуял запах.

Девушка села рядом, положила на стол книги, те самые, что раздобыла в помойке. Но вместо того, чтобы с горящими глазами спросить, как обычно: «Будем читать?» вдруг попросила:

– Ты предупреди меня, когда будешь сбегать…

Зохан поднял на нее непонимающий взгляд. Для него вопрос не стоял – когда? Для него стоял вопрос надо или не надо?

– И что? Со мной убежишь? – усмехнулся он и снова уставился в карту.

Беззлобно усмехнулся, весело. Хороши они будут – пара подростков разной крови, пробирающиеся неторными тропами в столицу. Да Рубина такой дороги не выдержит! Дня два-три поголодает и запросится домой, к маме, к печке, к запахам жилья и печева!

Она как-то странно вздохнула, не то коротко, не то судорожно. Хан оторвал взгляд от карты и посмотрел на нее. Волосы льняные, с серебристым отливом, прямые. Перехваченные голубой лентой, ровно лежат с двух сторон от узкого лица. Глаза как небо пасмурное. Серые-серые!

– Вчера к матушке приходила жена головы нашего, матрона Степина, – заговорила Руби. – Они долго шептались в горнице, а потом меня позвали… Велели на стол накрывать и морса приготовить. У нас морс-то всегда готовый стоит, но маменька приказала свежего наварить, с медом и листочками брусничными. А после я песни пела и рассказывала, какого бы хотела ребеночка…

Зохан слушал с все возрастающим изумлением. Девушка редко говорила с ним о доме – оборотень был для нее спутником в путешествиях по красочному миру книг, героических приключений, как и она для него. Да и отношения у них с самого начала сложились настолько доверительные, что много говорить как-то и не надо было – с полуслова понимали друг друга, даже удивительно!

– В общем, весной быть свадьбе! – вздохнула Руби.

Опять непонятно Хану вздохнула – то ли грустно, то ли с надеждой. Он моргнул.

– С кем?

– С сыном ее, Торном Степиным. Ему сейчас семнадцать, самый возраст невесту присматривать. Да и матушка после того… случая, торопится меня с рук сбыть. А тут партия выгодная – сын головы. Это мы еще в баню не… – Руби вдруг покраснела и замолчала.

– А в баню зачем? – осторожно поинтересовался Зохан.

Девушка судорожно вцепилась в один из романов, раскрыла наугад и сунула Хану под нос.

– Давай почитаем? А то мне скоро домой уже! Чур, я первая!

И принялась читать старательно и с выражением. По мере чтения ее голос креп, из него исчезали нервозность и смятение.

Зохан читал быстро и гордился этим. Вот с письмом были проблемы – торопился выводить ласурские буквы, и они получались, как курица лапой писала. Но сейчас он послушно уставился в строчки, пытаясь понять смысл того, о чем читала подруга. И не понимал – баня не шла у него из головы. Зачем какой-то посторонней тетке ходить с Рубиной в баню? Посмотреть, хороша ли телом? Так это и так видно! Или… Еще что-то посмотреть? Осознание пришло неожиданно и заставило его шумно втянуть носом воздух. Арристо! Люди не имеют такого острого обоняния, поэтому не доверяют друг другу в интимных вопросах, например, в вопросах девственности. Спроси они любого из Смертей-с-ветки – девица ли Рубина, тот ответил бы «да», не задумываясь. Это же очевидно! Запах не подделаешь, не скроешь! А они… в баню ее!