Мила Бачурова - Пароль «Аврора» [СИ litres]

***

– Да не скажу я никому! Не дергайся.

Жаркое безумие того, что произошло, постепенно отпускало. Тело Елены еще нежилось, адапт поглаживал ее по плечу, а разум потихоньку возвращался.

Елена нашла в себе силы отодвинуться.

– С чего ты взял, что я дергаюсь?

Адапт улыбнулся:

– Вот, с этого самого и взял. Злиться начала. – Удерживать Елену он не стал. Улегся на бок, подперев рукой голову. – Тяжело, небось? Столько лет без ласки?

Елена почувствовала, что краснеет. Потянулась к сенсору на стене, притушила свет. Оборвала льющийся из плазмы «триумфальный марш» Верди – бравурная, победная мелодия показалась издевательством.

– У меня есть моя работа. Она намного важнее… плотских удовольствий.

– Это вакцина ваша, что ли? Про которую бункерный все пел?

– В том числе. Из всех разработок вакцина – самая важная. Кстати, – вспомнила Елена, – когда увидишь Кирилла, передай, что мы с Вадимом Александровичем крайне недовольны! Человеку, считающему себя ученым, нужно поступать более осмотрительно. Подруги – подругами, но есть вещи, ради которых…

– О как, – нахмурившись, перебил адапт. – То есть бункерный, по-твоему, из-за Ларки свалил?

– Я была бы рада думать, что нет. Но пока все указывает на это. Письмо, которое он прислал – беспомощно расплывчатое, ничего из того, что мы бы уже не выяснили, Кирилл не сообщает. Два листа сплошной воды! Я понятия не имею, чем он у вас занят. Но впечатление, которое создается от его письма, – ерундой.

– А Ларке бункерный говорил, что и тот порошок, который из Нижнего приволокли, нормальный, – протянул адапт. – Вроде, допилить его маленько, и зашибись всё будет.

– Я слышала эту дичь.

– Это тебе Вадя сказал? Что оно дичь?

Елена рассердилась уже всерьез:

– Во-первых, Вадим Александрович! А во-вторых, у меня достаточный багаж знаний для того, чтобы делать собственные выводы.

– То есть, Вадя тебе на фиг не сдался? – Адапт заглянул Елене в глаза. – Ну, там, создаст он эту вакцину, все вокруг до потолка запрыгают, а Вадя на радостях с колес слезет и к тебе прибежит? На меня ты с голодухи кинулась – а там, поди, любовь до гроба?

– Не смей! – взорвалась Елена. – Что ты несешь?! – Лицо у нее горело.

– Угадал, стало быть.

Адапт легким движением поднялся. Застыл посреди комнаты, оглядываясь – нахально обнаженный, и не подумавший прикрыться. Шагнул к столику, налил в крошечную чашку воды.

Опустился перед кроватью на корточки, подал чашку Елене:

– На. А то, того гляди, глаза мне выцарапаешь… Да все, заткнулся! – предупредил он следующую Еленину фразу. – Слова больше про твоего Вадю не скажу. Могу вообще свалить, если надоел.

Ночник освещал голые темные плечи. Рука, подавшая Елене чашку, опустилась на ее колено. Скользнула вниз, вдоль лодыжки, легонько сжала щиколотку.

– Классные у тебя ноги…

– Милый, беда!

Стелла прошептала это на ухо, едва Кирилл вошел в квартиру. Могла бы не говорить, лицо у девушки было такое, что он сразу понял: «беда». Доигрались.

Прошел в ванную и включил воду. Стелла проскользнула следом, приникла губами к уху.

– Толян нашел умника, – дрожащим шепотом проговорила она. – Что будет-то теперь?

Ну, как и следовало ожидать. Рано или поздно нашел бы.

– Давно?

– Сегодня. Девчонки говорят, притащили его в полном отрубе, опоили чем-то, или по башке дали. А как очухается, Толян сказал, к тебе на работу поведут. Чтобы он там посмотрел все.

Так… Теперь понятно, почему внезапно появившийся в лаборатории Лысый приказал охранникам вести Кирилла домой, хотя до конца «рабочего дня» оставалось не меньше двух часов. Кирилл был к этому готов, но все же надеялся, что время в запасе есть. Теперь оказалось, что нет. Эх, чуть-чуть не успел.

– Тохе сказали?

– Должны были. Кристинка к нему побежала… – Стелла прильнула головой к его плечу. – Что же теперь будет?

– Будет так, как мы договорились, – гладя девушку по волосам, твердо пообещал Кирилл. – Ты все помнишь?

Стелла всхлипнула. Кирилл взял в ладони ее лицо, заставил посмотреть на себя. Настойчиво повторил:

– Помнишь?

– Да…

– Ну, вот и умница. И не надо плакать.

Кирилл напряженно думал. Предупрежденный Тохой, он еженощно заметал следы того, чем в действительности занимался. Но беда была в том, что ни на что другое времени категорически не хватало. Видимость того, что он занят изготовлением «лекарства», была весьма условной: любой, хоть сколь-нибудь опытный химик быстро определит, что все ингредиенты для «лекарства», которые Кирилл демонстрировал Толяну как результат работы и колол в его присутствии подопытным «придуркам» – не более чем витаминная смесь. А раствор, которым обтирал пациентов, прежде чем облепить их проводами, якобы для того, чтобы лучше закрепить датчики, содержит вещество, при взаимодействии с белками кожи придающее ей темный оттенок. И на самом деле «придурки» темнеют вовсе не от «лекарства».

Еще в самом начале затеваемых «исследований» Кирилл, помня о давних наставлениях Рэда – чтобы не заплутать во вранье, рассказывай почти правду, – объяснил Толяну, что побочным действием «лекарства» является потемнение кожи, как у него самого. Толян, помнивший о том, как выглядел когда-то «умник», поверил. И Кирилл продолжил вдохновенно врать, указывая на потемневших от раствора подопытных и поясняя, что первый этап в изготовлении лекарства им уже успешно пройден. В разработке – вторая стадия.

«Второй стадией» должно было стать высветление у мужчин волос. Кирилл соорудил шапочки – якобы, чтобы крепить к головам «придурков» датчики, – внутреннюю сторону которых собирался обработать специальным составом для высветления. Но опробовать изобретение не успел – Толян нашел проверяющего раньше, чем он рассчитывал. И все, на что оставалось надеяться теперь, это злобность и мстительность диктатора.

Исходя из собственных наблюдений и рассказов Стеллы, Кирилл был уверен, что за такую «подставу» Толян ни в коем случае не пристрелит его на месте. Непременно как-нибудь эффектно обставит выведение подлеца на чистую воду, он ведь уверен, что о поисках другого исследователя Кирилл не догадывается, и изобретет для него какую-нибудь особо долгую, мучительную смерть. То есть, сколько-то времени в запасе будет.

О Толяне Кирилл, находясь в плену, узнал многое. В подробностях, которые предпочел бы не узнавать никогда. И если жестокости адаптов, с которой приходилось сталкиваться, мог найти оправдание – у тех-то все было просто: смерть за смерть, на войне как на войне, – то для Толяна у него осталось одно определение: мразь. Эгоистичная тварь, упивающаяся властью. Готовая стереть в порошок всякого, у кого хватит смелости пойти наперекор.