Анастасия Андрианова - Чернокнижник [litres]

– Рич, ты с ума сошёл?! Что тут происходит? А ну отпусти его!

Алида с грохотом водрузила дымящийся чайник на стол и бросилась к ним. Чернокнижник смутно, словно сквозь полусон, почувствовал, как её тонкие ручки вцепились ему в плечо, пытаясь оторвать его от Тиля. Деревенский болван уже хрипел, вырываясь всё слабее. Ещё немного, и с ним будет покончено.

Алида укусила его за руку, и Чернокнижник, вскрикнув, разжал пальцы. Тиль сполз по стене, хватаясь пальцами за горло и со свистом втягивая в себя воздух.

– Пошла прочь! – взорвался Чернокнижник и наотмашь ударил Алиду по лицу. Она отлетела, как брошенная кукла, и упала на ковёр.

– Скотина, – прорычал Тиль и, схватив со стола металлический подсвечник, ударил его по колену. – Что ты за тварь такая? Убирайся, пока я не позвал поселковых дозорных!

Чернокнижник зашипел от боли. Перед глазами заплясали искры, но разум слегка прояснился. Он едва не убил Тиля, и ничуть об этом не жалел. Но вот Алида… Она так и лежала на ковре лицом вниз, и её узкие плечи тряслись от рыданий. Где-то глубоко внутри его обжёг огонь стыда, но Чернокнижник постарался заглушить это чувство.

Сейчас важно другое. Он больше не жалкий, прикованный к креслу юнец. Он сильный, могущественный, и его ждут. В голове тихо шелестели самые разные голоса, и все они звали его. В груди тянуло, но не так, как раньше, – сильнее, тревожнее, и кровь бежала по венам быстрее, разгоняя застоявшийся могильный холод. Он чувствовал себя куда более живым, чем несколько минут назад.

Надо идти скорее, пока он снова не стал жалким и беспомощным. У него есть неотложные дела, и неутолимая жажда гонит его вперёд – дальше от этих смертных, дальше от обуз, приковывающих его к прошлой, несовершенной и мерзкой оболочке.

И хорошо, что не придётся дожидаться первой звезды, – он надеялся, что это глупое ограничение на него больше не подействует. И зачем нелюдь придумал это нелепое правило? Чтобы сдержать его силу, ясно зачем! Он тоже его боится.

И правильно делает.

Он схватил свою сумку, быстро, почти бегом, спустился по лестнице и вышел наружу, не обращая внимания на удивлённые оклики толстой хозяйки, а затем, не сбавляя шаг, двинулся к лесу за деревней. Дождь хлестал по лицу, ветер надрывно выл, хватаясь за полы одежды, как бешеный пёс, но это было так приятно, так горячо обдавало трепетом жизни, что прятаться от непогоды совсем не хотелось.

Он позволял дождю омывать его лицо, насквозь мочить одежду, забираться под воротник и стекать струями по спине, хлюпать в ботинках, а ветру – трепать волосы, грызть кожу холодом, рвать плащ и хвататься невидимыми руками за тело, мешая идти. И это было в сотню, в тысячу раз лучше, чем мёрзнуть в духоте, разделяя деревянную конуру с фермерским сопляком и глупой девчонкой. Они – мелочные, недалёкие, совсем неподходящая компания для него. Без них он добьётся куда большего, почувствует, наконец, свободу, как корабль, снятый с якоря.

Теперь надо идти, идти не останавливаясь, пока есть силы, пока его тянет вперёд. Идти на север, туда, где топкие болота, где Мёртвые Леса, где сила бьёт из земли, готовая напитать его, напоить, приютить. Он возвращается домой, возвращается туда, где его ждут, идёт на зов, который так долго отгонял от себя.

– Больно? Дай посмотрю.

Алида почувствовала, как Тиль осторожно приобнял её за плечо, и подняла на него заплаканное лицо.

– Н-нормально, – всхлипнув, ответила она.

– Какая же сволочь, – процедил Тиль сквозь зубы. – Подумать только, на девчонку руку поднимать! Я это так не оставлю. Пусть только припрётся ночью обратно, он у меня сразу увидит…

– Тиль!

– Быстро научу хорошим манерам! Он у меня поймёт, как лапищи распускать, шакал недобитый.

– Тиль, он не придёт.

Едва она произнесла это, как слёзы вновь подступили к глазам, будто вся неотвратимость обрушилась на неё, ранее сдерживаемая только молчанием. Не придёт. Не вернётся. Откуда-то она знала это так же твёрдо, как знала, что за летом наступит осень, промозглая и серая, как знала, что за жизнью непременно последует смерть. Алида посмотрела на кресло, небрежно опрокинутое на бок, и разрыдалась от жалости к этой брошенной, не нужной больше вещи.

– Раз не больно, то что ж так ревёшь? – с грубой заботливостью спросил Тиль. – Дай посмотрю. Ну, красная щека, но ничего. Может, ты головой об пол ударилась? Трав заварить?

– Нет-нет, – замотала головой Алида, поражаясь, как можно быть таким поверхностным. Да разве от боли плачут? От боли кричат и стонут, а слёзы приходят совсем от другого. Совсем.

Она поднялась на ноги, и Мурмяуз, увидев, что с хозяйкой всё в порядке, выбрался из-под стола, где прятался, и с мурчанием принялся облизывать ей пятки. Алида посадила кота себе на плечи и плеснула чаю в две разноцветные чашки.

– А я ведь гвоздики ему купила. Он любил чай с гвоздикой, Тиль. И куда её теперь?

Тиль с кислой миной пожал плечами.

– Да чего ты начинаешь? Будто бы он умер. Этот сумасшедший постоянно днём прикидывался немощным, а по вечерам проваливал. Вернётся как миленький, не бойся. И его не бойся, я больше так не попадусь. Буду ждать у двери, а как придёт, так огрею по башке.

Алида невесело улыбнулась и покрошила в чай чабреца.

– Не надо никого бить. Он не придёт больше, я знаю. Сразу это поняла.

– Не реви, – повторил Тиль. – Хочешь, пойдём его поищем? Может, не успел далеко уйти. Догоним ещё.

Алида молча покачала головой, вытерла рукавом мокрые щёки и пригубила чай. Он показался ей жутко горьким: то ли от расстройства, то ли от того, что заварки она не пожалела.

– А ты сахару брось, – посоветовал Тиль, заметив, как она сморщилась. – Дать?

Алида не ответила. Последний раз она пила чай с сахаром тогда, когда Вольфзунд объяснял ей в замке, как он помогает продажникам раскрывать их способности. Кровь застучала молотами в висках, она отставила чашку и спрятала лицо в ладонях. Конечно. Вольфзунд. Теперь он её убьёт. Она упустила Чернокнижника, провалила задание, и бабушка никогда не станет человеком. Всё пропало.

– Меня Вольфзунд убьёт, – прошептала она.

– Чего? – не понял Тиль. – Кто-кто убьёт? Да кто он такой, этот Вольфзунд, чтобы тебя… – Он внезапно умолк, и карие глаза стали совсем круглыми. – Это тот, из сказок что ли? Так его же вроде не существует… Или ты… того?

Алида молча закатала рукав платья и сунула ему под нос руку с меткой. Тиль глупо заморгал, разглядывая красный рисунок на белой коже.

– Это шрам? Или ожог? Как ты умудрилась? А смотрится красиво.

– Не я умудрилась. Мне поставили. Вольфзунд. А тут другая. – Она задрала второй рукав, показывая метку за оплошность. – Пока первая, но когда их станет три, я больше не буду принадлежать себе. Точнее, уже сейчас не вполне принадлежу.