Сергей Лукьяненко - Не место для людей [СИ]

— Ты! — выкрикнула Нотти. — А это кто?

— Обжора, — мрачно глянув на толстяка, сказала Лой.

— Нет, это! — Нотти обвиняюще ткнула пальцем в мёртвое тело.

— Морок, — холодно ответила Лой. — Ты забыла, что Кошки — мастера иллюзий? Если бы ты вдохнула в него побольше силы — получился бы мерзкий кадавр.

— Но… но копировать себя! — Нотти чуть не задохнулась от возмущения. — Это неприлично! Постыдно!

— Почему? — Лой пожала плечами.

Нотти выдохнула. Покосилась на Обжору — тот стоял, с радостным любопытством наблюдая за ними. Нотти собралась. Всё-таки она была дочь Дракона и Единорожки… тьфу! Мерзкое порождение Хаоса, с его мерзкими феминитивами!

— Хорошо, — сказала Нотти, уже сдержанно. — Но зачем ты это сделала? Я испугалась за тебя!

— Я хотела проверить три вещи, — сказала Лой, медленно приближаясь. — Первое: испугаешься ли ты за меня. Ответ — да. Второе: будешь ли ты уважать мою волю. Ответ — нет. И третье: задумаешься ли ты над тем, что предлагала обычному живому человеку прыгнуть с этого обрыва. Ужаснёшься ли себе. Ответ?

Нотти молчала.

— Ответ — нет, — Лой вздохнула. — Ты ценишь ближних, но безразлична к чужим. И ты не понимаешь разницы между порождениями магии и людьми. Дитя, я люблю тебя, и твои родители не зря спокойно оставляли меня с тобой нянчиться, когда уходили в Изнанку. Но… из тебя растёт очень, очень плохой Единорог.

— Единорожка! — гулко произнёс Обжора и захохотал.

Секунду Нотти стояла неподвижно, медленно заливаясь краской. Потом взмахнула руками, растворилась в воздухе и порывом жаркого ветра унеслась вдаль.

— Вот этому я искренне завидую… — прошептала Лой. — Женщина, которая умеет уйти настолько красиво, не пропадёт…

И лишь после этого она повернулась к Обжоре. Спросила:

— А ты зачем здесь? Кто позволил тебе шастать по Срединному Миру?

— Дракон, — ничуть не смущаясь, ответил Обжора. — У нас нынче войны нет. Имею право бывать у вас один день из семи. Не злоупотребляю, так-с с-сказать. Решил приглядеть.

— За мной? — Лой кокетливо улыбнулась.

— Сдалась ты мне, — отмахнулся толстяк. — За девочкой. Да не хмурься, не хмурься, я же не человек, я от греховных помыслов далёк…

— Ты сам по себе греховный помысел! Что ты делаешь тут?

Обжора посерьёзнел.

— Поговорить нам надо, Лой. Неприятные дела творятся.

— У вас?

— У нас, у вас… везде… Поговорить надо.

Лой огляделась. Сказала осторожно:

— Ну… допустим. Но не здесь же?

— Да уж не здесь, — покосившись на остров в море, ответил Обжора. — Погоди! Ветерком я улетать не умею, я лучше дверь сделаю.

С выражением искреннего энтузиазма на лице он принялся доставать из карманов комбинезона молоток, пригоршню гвоздей (часть вонзилась ему в пальцы, но он будто этого и не заметил), длинную пилу, дверные петли, фарфоровую затейливую ручку, длинные, метра в два, гладко обструганные доски, банки с краской, кисть…

Лой вздохнула.

Почему все мужчины — даже если это и не мужчины вовсе, а порождение Хаоса, — такие позёры?

Она подошла к своему двойнику, лежащему на камнях. Наклонилась, поправила волосы, уложила фальшивой Лой руки на груди, чтобы было покрасивее.

А уже потом носком туфли спихнула тело в жадные волны.

За её спиной уже стучал молоток и визжала пила. Как Обжора ухитрялся сразу пилить-колотить, Лой понять не могла. Но не повернулась, осталась смотреть на погружающееся в воду тело.

Хоть ей и было очень интересно.

Виктор шагал по Москве. Утренней, умытой, тихой. Ну, почти тихой.

Хорошо шагать по Москве и чувствовать себя иностранцем. Замечать изменения, что проскальзывают мимо взглядов коренных москвичей, привычно спешащих по своим делам. И бороться с постоянным жгучим желанием крикнуть во всю глотку: да знаете ли вы, что есть рядом с вами?! Срединный Мир, чудо из чудес, где управляемые гномами паровики тащат поезда по рельсам; где магия правит огнём и ветром, землёй и водой; где слово есть власть и сила.

И где несётся по зелёному лугу белый единорог, грациозно выгнув шею.

Хорошо шагать и мысленно распевать, будто мультяшный Винни-Пух: «Хорошо быть медведем, ура!»

Хотя почему медведем?

Если он примет свой подлинный облик — с любым медведем, даже нарисованным, случится медвежья болезнь!

«Хорошо быть драконом, ура!

Не страшны мне жара и мороз, ибо пламенем дышит мой нос!..»

Тогда, в ту ночь у ворот Замка-над-Миром, когда Виктор принял судьбу Дракона, он не мог думать и не думал, как тут всё будет без него в оставленной Москве.

Что будет с работой, с друзьями.

Что будет с Викой — о которой он даже не вспомнил, едва шагнув следом за Тэль по осенней тропе.

И, самое главное — что будет с мамой. Что станется с ней, когда телефон в его, Виктора, квартире, не будет отвечать день за днём, неделя за неделей. Что ей скажут в милиции, что вообще с ней будет?..

Тогда он об этом вообще не думал. Он был молод и жесток — наверное, потому и сумел стать настоящим Драконом; им без жестокости нельзя.

«Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их».

Мама постарела. Двадцать три года прошло — не шутка. Хотя Тэль старается, подлечивает, как может, при каждом визите; только мама всё равно недовольна: «Она слишком молода для тебя, сынок. И чем тебе Вика не нравилась?..»

Не нравилась, потому что был с ней от безысходности.

Но всё равно здесь, в Москве, хорошо. Хотя слишком много, на его вкус, новых гаджетов, что так нравятся Нотти и Всеволоду.

Мама так и не знает, где он живёт. Для неё Тэль и Лой Ивер плетут сложную, самоуправляющуюся иллюзию, настоящий шедевр магического искусства — в этой иллюзии Виктор выглядит куда старше, у него «ответственная работа, связанная с длительными зарубежными командировками». На её поколение слова «зарубежные командировки» действуют как заклинание, успокаивают и всё объясняют. Правда, иллюзия почему-то не распространялась на Тэль, ну или почти не распространялась, она всё равно оставалась непростительно юной.

Зато всё знала бабушка. Бабушка Вера с иссиня-чёрными волосами и янтарными глазами. Бабушка Вера, последняя из рода Владык-Драконов, перебитого магом Воздуха Ритором, Убийцей Драконов. Бабушка, что так всю жизнь и живёт в селе Перевицкий Торжок, рядом с Окой и её притоком, тихой речушкой со смешным названием Вобля. Даже до ближайшего городка — Луховиц, славных своими огурцами и сверхзвуковыми истребителями МиГ-29, — полчаса на автобусе. В детстве Виктор не понимал, почему так нравится бабе Вере эта тихая русская деревня. Озерцо Большое, которым разливается Вобля, вкуснющие огурцы, но в городе-то, в столице — всё равно лучше! Баба Вера молча улыбалась в ответ на его вопросы и гладила по голове. Лишь навестив её первый раз после возвращения из Срединного Мира, растерянный и задумчивый, ждущий и боящийся встречи, Виктор услышал рёв заходящего на посадку после испытательного полёта истребителя — и всё понял. Это был рёв Дракона.