Лаура Кнайдль - Рождение магии [litres]

– Вы кажетесь мне знакомым, – сказал вдруг стоящий рядом с Ларкином гвардеец. Он подошел на шаг ближе и изучающе посмотрел на него.

– У меня одно из тех лиц, которые многим кажутся знакомыми, – ответил Хранитель и осторожно пошевелил ногой, нащупывая свой магически выкованный меч, который лежал под сиденьем. Ларкин не хотел сражаться, но сделал бы это, чтобы спасти свою жизнь и защитить свою свободу. Ни при каких обстоятельствах он не собирался возвращаться в подземелье, куда его бросил король.

Гвардеец не выглядел убежденным. Он скривился, и его узкие губы почти полностью исчезли.

– Вы учились в одной из академий?

– Нет, в гвардии я никогда не служил, – сухо ответил Ларкин. Его сердце дико пульсировало в ожидании схватки.

– Значит, вы простой торговец? – Подозрительность в словах гвардейца была такой же отчетливой, как черная кровь эльвы на куске белой ткани.

– Нет, я наемник. – Это было утверждение, пугающе близкое к истине, но для человека его роста такая ложь была более-менее правдоподобной. – Торговцы и купцы нанимают меня, чтобы я охранял их товары.

Гвардеец кивнул, но борозда, глубоко пролегшая между его бровями, не исчезла. Казалось, мужчина не мог стряхнуть с себя подозрения, что откуда-то знает его. Ларкин заставил себя выдержать недоверчивый взгляд, в то время как растущее в нем желание схватиться за магический меч стало непреодолимым. В голове Хранителя уже формировался план, как заставить всех четверых гвардейцев обратиться в бегство, не причинив при этом Камерону никакого вреда.

– Можете ехать дальше, – неожиданно услышал Ларкин голос командира отряда. Волна облегчения обрушилась на Хранителя. Мужчины спрыгнули с повозки. Гравий захрустел под их сапогами, и вскоре Камерон снова сидел рядом. Он попрощался с гвардейцами, которые знаком руки указали ему въезжать в город.

Они въехали в Двурог через деревянную арку. С каждым шагом, который отдалял их от гвардейцев, Ларкин все больше успокаивался, хотя и не решался пока покинуть коляску Камерона. Взгляд Хранителя настороженно блуждал вокруг, так как в городе наверняка были и другие гвардейцы.

Дома в Двуроге не имели ничего общего с потрепанными хижинами, которые Ларкин видел во многих деревнях Тобрии. Здесь не было деревянных досок, которые прикрывали бы разбитые окна. Ни один кирпич не грозил упасть с крыши, и дымящиеся каминные трубы не создавали впечатления, будто следующий порыв ветра может сорвать их на землю. Здесь каждый гвоздь казался мастерски вбитым, каждый камень безупречно поставленным, а каждый кусок дерева – подобранным вручную.

Это богатство отражалось и на внешнем виде населения. Куда бы ни взглянул Ларкин, везде он видел мужчин и женщин в элегантных пальто. Разрумянившиеся, они собирались вокруг огненных чаш, держа в руках дымящиеся кружки и возбужденно переговариваясь. Даже работающее население выглядело ухоженным, как будто эти люди имели возможность очищать свои тела от грязи каждый вечер. И, как и ожидалось, в городе толпились другие гвардейцы. Они, казалось, стояли на каждой дорожной развилке. Мечи наготове.

– Думаю, пора прощаться, – сказал Ларкин, когда Камерон придержал лошадей, когда какая-то телега преградила им дорогу. – Спасибо, что взяли меня с собой.

Камерон улыбнулся.

– Спасибо, что спасли мне жизнь и выслушали мои рассказы.

Ларкин потянулся за своей сумкой. Он вытащил из нее рубашку и завернул в нее рукоять своего меча. Затем Хранитель сунул оружие в мешок, так что из него торчала только рукоять, обернутая в ткань. Так, по крайней мере, нельзя было с первого взгляда понять, что Ларкин несет с собой оружие.

– Берегите себя, Камерон!

Торговец кивнул.

– Всего вам доброго!

Ларкин спрыгнул с козел и тотчас шмыгнул в переулок. Теперь он был сам по себе. В этом не было ничего нового, тем не менее мужчина не мог избавиться от беспокойного ощущения, которое поселилось у него внутри. Вероятно, это было связано с огромным количеством гвардейцев, которые сновали по городу, но, возможно, и с его неведением. Хранитель изучил дневник Хенрика вдоль и поперек, но ничто не указывало на намерения и планы убитого в Двуроге. Единственной зацепкой было имя женщины – Яра.

Решительно, но без твердой цели Ларкин продолжал идти, чтобы лучше слиться с толпой. В мыслях он снова перебирал все, что знал о Хенрике. В Рихволле он жил в простой хижине. У мужчины практически не было имущества, а это означало, что и в Двуроге Хенрик, вероятно, селился в более бедных кварталах. Самым разумным, наверное, было бы постепенно сворачивать в более дешевые улицы, так как сейчас Ларкин явно был не там, где надо. Сейчас слева и справа его окружали магазины с распахнутыми витринами, в которых стояли сундучки для хранения драгоценностей, музыкальные шкатулки и стеклянные чаши.

Ларкин глубоко вздохнул. Сначала он ощутил только дымный запах каминов и аромат сладких яблок и подгоревших орехов. Но потом появились другие запахи. Духи. Металл. Грязь. Наконец, моча. Ларкин последовал за вонью, как за указателем, который мог видеть только он. Он прошел мимо новых лавок, хижин, миновал рыночную площадь. Она была богато украшена, вероятно, для торжеств, о которых упоминал Камерон. Куда бы Ларкин ни заглядывал, он видел гербы королевской семьи. Они висели в окнах, красовались на вывесках и поднятых флагах, пляшущих на ветру. Почему-то Ларкина это зрелище обеспокоило. Он не знал, что изменилось, но сейчас, после более чем двух столетий поклонения, мысли о королевском доме горько кольнули его. Он служил Драэдонам всю свою жизнь и никогда не подвергал сомнению веру в королей страны. Даже заточение в темницу не изменило его отношения. Но теперь у Хранителя была другая точка зрения.

Как будто Стена не только отграничивала Мелидриан от Тобрии, но и его от понимания того, что правители этой страны не были милосердными спасителями. Фрейя говорила ему, но он не был готов слушать, ослепленный речами собственного отца и честью служить у Стены. Однако за последние несколько недель он увидел такое, что ему совсем не понравилось. Голодающие дети рядом с великолепными храмами. Гвардейцы, издевающиеся над нищими. Вдовы, оплакивающие своих повешенных мужей.

Ларкин заметил, что и в Двуроге гербы королевской семьи постепенно исчезали, по мере того, как денег у жителей становилось меньше. И, когда Ларкин вошел в районы трущоб, эмблемы Драэдонов уже не попадались на глаза. Состояние этой части города было не сравнить с тем, что было в шестом кольце столицы, тем не менее хижины здесь были значительно более маленькими и ветхими, чем в центре города. С горы сошел селевой поток, и камни засыпали район. Никто не удосужился их убрать.