Себастьян Кастелл - Последний трюк [litres]

– С кем ты разговариваешь? – спросил Рейчис.

Его шерсть промокла насквозь и начала пахнуть сыростью – освежающее напоминание о более приземлённых вещах, чем голос божества в моей голове.

«Я имел в виду только то, что преданность легко приходит к моему народу», – сказал он.

– И вера в чудеса.

«И вера».

Пауза.

«Но вера чужда тебе, не так ли?»

– Хороший выбор слов. Мой народ не верит в богов.

«И всё же они разделяют глубокую веру, что только магия делает их народом. Дом джен-теп – всего лишь сумма могущества линий его родословной. Человека судят исключительно по заклинаниям, которые он может произнести. Ты в это веришь, Келлен из дома Ке?»

Женщина в льняных одеяниях рядом со мной не обращала внимания на бешеный танец вокруг, её взгляд был прикован ко мне. Будь она благословенна – если можно так выразиться, – она всё ещё помогала мне держать Фериус.

– Разве Богам больше не о чем заботиться, кроме как о том, поклоняется ли им единственный чужеземец? – спросил я.

Снова пауза, на этот раз более долгая.

«Но можно ли быть Богом, если тебе поклоняется только твой народ?»

Хороший вопрос, если кто-то хоть немного интересуется теологическими сложностями.

«Ты здесь для того, чтобы убить меня, Келлен?» – снова спросил он.

Я напряг усталые мышцы, чтобы поднять Фериус чуть выше.

– Спаси моего друга, – тихо сказал я. – Спаси, и я уйду отсюда сегодня же вечером. Я оставлю тебя…

«А как же твоя миссия? Что будет с людьми, которых, как опасаются твои наниматели, уничтожит война, если я останусь жив?»

– Это не моя проблема! – крикнул я, не в силах удержаться.

Я опустил взгляд на Фериус: её лицо было таким бледным под плёнкой дождевой воды. Она походила на труп, только что вытащенный из реки.

– Магия берабесков идёт от поклонения, от веры, от тебя. Значит, эта чёртова напасть, это Проклятие исходит от тебя!

«Значит, ты признаёшь мою божественную суть?»

– Ты глупый, тщеславный сукин сын! Думаешь, мне не плевать, на самом ли деле ты… Ты…

Давным-давно, сидя в каком-то паршивом салуне, я наблюдал, как Фериус напивается до бесчувствия. Одна порция гитабрийского виски за другой. Я спросил её, что случилось, чего она хочет добиться.

– Добиться? – фыркнув, спросила она. – Я собираюсь надраться в хлам, малыш.

– Но почему?

Она поднесла маленький стеклянный стаканчик к глазу; сквозь тёмную дымчатую жидкость в нём я видел её искажённой.

– Пятый урок арта превис, малыш. Иногда, чтобы увидеть что-нибудь настоящее, ты должен бросить попытки видеть это насквозь.

– Что ты хочешь сказать?

Она поднялась, ножки её потрёпанного стула жалобно заскрипели.

– Я хочу сказать, что время от времени, когда кто-то тебе улыбается, это не значит, что он собирается всадить тебе нож в живот. Он просто счастлив. Иногда человек плачет просто потому, что ему грустно, а не чтобы тобой манипулировать.

Она взяла со стола несколько маленьких стаканчиков с виски, неловко прижала их к груди и повернулась, чтобы уйти.

– А иногда порядочная женщина просто жаждет хорошенько напиться.

Не знаю, почему мне вспомнилось это именно сейчас, но я посмотрел вниз на бледное лицо Фериус, отчаянно ища проблеск её обычной ухмылки – той, которой она давала понять, что всё будет хорошо, как бы всё ни говорило об обратном. Но я увидел только очень больную женщину, с глазами настолько крепко зажмуренными от боли, что я задался вопросом, откроются ли они когда-нибудь снова.

«Иногда, чтобы увидеть что-нибудь настоящее, ты должен бросить попытки видеть это насквозь».

Я снова посмотрел на шпиль, на Бога, стоящего на балконе и творящего чудеса и как будто так решительно подвергающего сомнению мою веру в него.

Но кого же я видел на самом деле?

Мальчика, который глядел на меня сверху вниз и спрашивал, верю ли я, что он Бог.

– Предки, – прошептал я. – Ты не уверен, не так ли?

«В чём?»

– Ты не знаешь, действительно ли ты Бог.

И тут дождь прекратился. Люди перестали танцевать, растерянно глядя друг на друга. Все снова повернулись к мальчику на шпиле, ожидая следующего чуда. Но он просто повернулся и вошёл внутрь, и двери за ним сами собой закрылись.

«Возможно, мы выясним это вместе, когда ты придёшь, чтобы меня убить».

После внезапного ухода мальчика толпа у храма разразилась громкими воплями.

– Вернись! Вернись! – восклицали люди, безумно жестикулируя, делая религиозные знаки своих различных сект. Я как будто наблюдал, как тысячи и тысячи заклинателей обнаружили, что магия внезапно покинула их.

– Интересно, – произнесла женщина в бежевом льняном одеянии, всё ещё помогавшая мне держать ноги Фериус. – Я предлагаю немедленно уйти отсюда. Ужас паломников будет нарастать… когда они осознают, что их Бог сегодня не вернётся.

«„Их“ Бог».

Она не одна из них.

Её голос и акцент тоже изменились. Как ни странно, Рейчис узнал её раньше меня.

– Фу, – простонал он. – Почему из всех вонючих аргоси на свете нам послали именно её?

Полупрозрачная ткань, скрывающая нижнюю часть лица женщины, чуть сдвинулась – достаточно, чтобы я уловил намёк на улыбку.

– Белкокот страдает расстройством желудка? Или, может, вспоминает, что в последний раз, когда наши пути пересеклись, он скрылся с несколькими моими вещами?

– Скажи этой голокожей, что она не получит обратно ни одну из своих побрякушек, Келлен, – предупреждающе прорычал Рейчис.

– Пойдём, – сказала женщина, передвинувшись, чтобы забрать у меня Фериус.

Мне стало немного неловко оттого, как легко она смогла принять этот вес, но потом я вспомнил, что она намного сильнее, чем выглядит.

– Рад снова видеть тебя, Рози, – поприветствовал я.

Когда она повернулась, чтобы унести Фериус с территории храма, я увидел, как напряглись её плечи.

– Я – Путь Шипов и Роз. Я прошла этот континент вдоль и поперёк, сражалась в поединках с солдатами и магами, спасала деревни от чумы и поворачивала армии, имея при себе лишь колоду карт. Ты, тейзан, – сказала она, делая ударение на термине аргоси, обозначающем скромного ученика, – будешь обращаться ко мне с должным уважением.

– Как скажешь, Рози.

Рейчису понравилась и эта моя острота.

Рози шла впереди, легко пробираясь сквозь бесконечные толпы людей, лихорадочно спорящих, обсуждающих или просто оплакивающих исчезновение Бога. Было нечто головокружительное и в то же время слегка богохульное в извилистом маршруте, которым мы шли, бросая вызов геометрическому совершенству городских улиц и переулков, делая внезапные резкие повороты налево и направо в последовательности, которую я не мог уловить. Хотя Рози несла Фериус в одиночку, я выбивался из сил, чтобы не отстать.