Себастьян Кастелл - Последний трюк [litres]

– Как заклинания?

Она покачала головой.

– Нет такого заклинания джен-теп, которое могло бы творить то, что творил он. Слишком велик размах. Законы физики просто не работают подобным образом, поэтому я не могу понять, как такое возможно.

– Чёрная Тень, – внезапно сказал я, инстинктивно притрагиваясь к извилистым линиям на своём лице. – Когда я был в Аббатстве Теней, там говорили, что Чёрная Тень создаёт своего рода проход в другие эфирные грани, где управляющие материей, энергией и жизнью законы работают по-другому, позволяя альтернативным правилам мгновенно просачиваться в нашу Вселенную.

– Но чтобы управлять ими, всё равно нужна воля, – сказала Нифения и показала на Шуджана. – Он был всего лишь младенцем, когда совершил своё первое чудо. Не мог он сделать такое сам.

– Как ты решаешь, когда нужно явить свои чудеса? – спросил я.

Шуджан пристально смотрел на игру, имя которой я ему дал.

– Есть… другой голос, который говорит в моём сознании. Когда визири выводят меня, чтобы поставить перед моим народом, голос помогает извлечь мои дары, чтобы я мог наградить ими других.

Ответ, хоть и достаточно ясный, дьявольски меня разозлил.

– Это ничего не объясняет. Как ты вообще можешь знать, что именно ты…

Он резко передвинул другую фигуру, на сей раз деревянного визиря, отсекая и мои собственные фигуры, и мой вопрос.

– Ты утверждаешь, что не любишь, когда тебя контролируют. Но можешь ли ты сказать мне, что значит быть свободным?

Я снял своего орла с колесницы и взял его визиря.

– Делать собственный выбор, свободный от влияния других.

Его лучник сел на колесницу. Я совершил дилетантскую ошибку. Ни одна фигура не может атаковать с колесницы, кроме лучника, но лучники способны сесть только на колесницу, оставленную другим игроком, а я её только что оставил.

– Ты не свободен, – сказал Шуджан. – На каждое твоё решение влияет Чёрная Тень вокруг глаза, ограничения, наложенные на тебя смертностью, необходимость остаться в живых.

– Последнее не слишком-то на него влияет, – проворчал Рейчис. Похоже, он рылся в ящике с нижним бельём.

«Он обязательно должен смущать меня перед Богом?»

– Раз уж ты не задал вопрос, – сказал я, выводя вперёд второго своего орла, – почему бы тебе не объяснить, зачем Богу тот, кто может рассказать о его способностях? Разве тебе не положено знать, кто ты?

Вместо ответа мальчик встал и ушёл в отдельную часть комнаты, предназначенную для занятий. Вернувшись, он положил на середину доски между нами шесть тяжёлых книг, разбросав резные деревянные фигуры и внезапно положив конец игре.

– Это кодексы моего народа, все наши священные тексты. Найди мне, пожалуйста, место, где сказано, что Бог должен быть всезнающим.

Я сидел и смотрел на фолианты в кожаных переплётах, по одному на каждое из предполагаемых ликов Бога Берабеска. Воин. Садовник. Часовщик. Отшельник. Целитель. Кающийся грешник. Фериус намекала, что аргоси имеют какое-то отношение к этим различным ипостасям, породив шесть отдельных религиозных традиций, которые не позволили бы Берабеску объединиться под одним теологическим знаменем. Но её история звучала не совсем правдоподобно – аргоси были не из тех, кто подобным образом манипулирует культурами. Вероятнее всего, большинство отдельных интерпретаций существовали в виде устных преданий, а аргоси просто позаботились о том, чтобы все шесть были записаны, дабы какое-нибудь одно не уничтожило все остальные.

Щёлк.

Не то чтобы звук, но предательское пощипывание кожи вокруг левого глаза: метки моей Чёрной Тени начали поворачиваться.

Открываться.

– Ты не был честен со мной, Шуджан, – сказал я мальчику.

– Да?

Его колебания усилили мою уверенность. Я почувствовал, как повернулось второе кольцо меток Чёрной Тени.

– Ты сказал, что не уверен, Бог ли ты.

– Я не уверен.

– Думаю, ты действительно веришь, что ты – Бог… Ты просто не уверен, который именно.

Я почувствовал, как поворачивается третье извивающееся кольцо меток Чёрной Тени. Энигматизм, которым бабушка связала меня в детстве, проклятие, превратившее меня в преследуемого повсюду изгоя и никогда не отвечавшее на мои вопросы, пока я не находил нужного, открылся.

Доска между нами росла, выходила за стены шпиля, за территорию храма и города. Мы с Шуджаном перестали существовать, превратившись в бесплотных наблюдателей. Там, на шестиугольных полях под нами армии маршировали скорее от доски, чем к её центру, каждая под предводительством самого Шуджана. Только… он уже не был тем самым мальчиком.

С одной стороны он шагал с пылающим мечом в руке, воины приветствовали его, когда он вёл их к победе. За ними оставались трупы зверски убитых чужеземцев.

На другой стороне он нёс мешок с семенами, его последователи сажали их по всей Земле, выращивая новые культуры, и их успех заставлял другие народы присоединяться к ним в обмен на ресурсы, необходимые для выживания.

Ещё один Шуджан, на этот раз кающийся грешник, вёл свой народ в тихой молитве. Они жили простой жизнью, не искали великих завоеваний, просто надеялись оправдать своё существование благочестием.

Я наблюдал, как один Бог за другим ведут народ Берабеска, каждый в разных направлениях, к разным жизням, влиявшим на жизнь всех остальных на континенте.

– Покажи мне, – взмолился мальчик, всё ещё находившийся в комнате в шпиле. – Покажи, какой путь должны избрать мои люди, чтобы я знал, каким Богом я должен для них быть.

Но ответа не было… хорошего ответа. Воин завоевал территорию ценой жизни собственного народа. Часовщик строил грандиозные планы процветания и господства на континенте, но его народ становился ленивым, полагающимся на труд других. Садовник, кающийся грешник… Каждый из них давал ответ, но ни один ответ не был полным.

Затем я почувствовал, как видение рассеялось, как метки Чёрной Тени вокруг моего глаза начали разматываться, пока не застыли, вернув меня в ту комнату, в которой я сидел несколько мгновений назад… Только теперь Нифения, Рейчис и Айшек лежали на полу, а из их шей торчали крошечные дротики.

– Я могу точно тебе сказать, какой Бог нужен миру, – сказала Ториан Либри, держа в одной руке духовую трубку, а в другой – Бич, который незаметно забрала у меня. – Мёртвый.

Ториан что-то говорила – о том, чтобы я отошёл в сторону и дал ей закончить работу; о том, что она с самого начала знала: это дело нельзя доверять мне. Но я мало что мог разобрать. Мои глаза были прикованы к Нифении и Айшеку, лежащим без сознания на полу, и к Рейчису: он совсем не двигался, и я с отчаянием высматривал, дышит ли он, в то же время размышляя, что я буду делать, если он умер. С ядом сложно работать. Дозы, способной вырубить взрослую женщину или даже гиену, более чем достаточно, чтобы убить белкокота.