Денис Тихий - Руны и зеркала [сборник litres]

– К этому я и веду, Клифтон. Ульф может прожить всю жизнь, не раскрывшись. Ему нужна инициация, сделать которую может единственный человек, которого мы называем Ловкач. Как именно происходит инициация, мы не знаем, но предполагаем, что это какое-то кодовое слово. Но точно известно, что инициировать ульфа Ловкач может только при личной встрече. Убьем Ловкача – обезопасим себя от его ульфов.

– Как я понимаю, на ужине с Президентом будет оборотень? – спросил мистер Клифтон.

– Да. Один из приглашенных на ужин – ульф. Это единственный ульф, которого мы знаем.

– Секретная служба не может подвергнуть Президента такой опасности.

– И не подвергнет. Мы заменили немецкого ульфа нашим агентом. По пути в Америку наш агент продублировал личность ульфа, вернее сказать, личность американского солдата, за которой прятался диверсант. Теперь, когда Ловкач инициирует ульфа на встрече с Президентом, он получит не своего, но нашего бойца, который натаскан на ликвидацию инициатора. Надеюсь, я понятно объяснил?

– А куда делся немецкий ульф?

– В настоящий момент он направляется в наш филиал, расположенный в Риверхеде. Его сопровождают наши специальные агенты, а сам он погружен в наркотический сон.

Он спал и спал, шли часы, дни, годы, столетия, а он всё никак не мог выспаться, как невозможно напиться холодной водой после десятикилометрового кросса с полной выкладкой…

– Вставайте! Приехали! – сказал мужской голос, и кто-то подергал его за рукав.

– Пить! – сказал Питер Хаммер, открывая глаза.

Мир вокруг него спешно застраивался, собирался, наполнялся вещами и людьми. Предметы обретали объем и краски, лица вылеплялись и обрастали мелкими деталями. Перед ним стоял мужчина в кожаной куртке и форменной кепке, солнечное пятно на его лацкане сконденсировалось в металлический значок в виде бегущей гончей, и Хаммер сообразил, что перед ним водитель автобуса. Между верхней коечкой цепеллина из Дорчестера и этим автобусом лежала мутная тьма.

– Пить! – повторил Хаммер.

– Нет, дружище, это не ко мне, – усмехнулся водитель. – Выходи, конечная.

– Где мы? – спросил Хаммер.

– Наклюкался, да? Увольнительная? Понимаю. Это Центральный вокзал.

– Центральный вокзал Кейт-Йорка?

– Ха-ха, смешно, да.

Хаммер выбрался из автобуса и похлопал себя по карманам. Ни военной книжки, ни приглашения, ничего кроме невразумительной английской мелочи.

– Эй, старшина! – крикнули ему сзади.

Хаммер обернулся. В дверях автобуса стоял водитель с большим кубическим кожаным ранцем в руках.

– Под креслом забыл! Забирай.

– Это… Это разве мое? – спросил Хаммер.

– Ну так не мое же, – ответил водитель. – Ты с ним в автобус садился.

Хаммер подумал, что совершенно не помнит, как он садился в автобус. Накинув на плечи ранец, он двинулся в сторону метрополитена. Ему нужно было на Таймс-сквер, в гостиницу «Куртис-Инн», он помнил, что там для него забронирован номер.

Когда Питер Хаммер спустился по короткой лестнице в «Деревянную Лошадь», он на секунду замер, пытаясь уразуметь, куда же он попал. Всё это напоминало картинку-загадку из развлекательного журнала с множеством фигур и надписью: «Отыщи меня!»

В глазах рябило от шевронов, летных курток, начищенных блях, сияющих глаз, лоснящихся носов и набриолиненных проборов. Табачный дым поднимался от трубок, сигар и папирос, нависал плотным сизым облаком, сквозь которое едва виднелась подвешенная над барной стойкой грифельная доска с меловой надписью:

45 центов ОСОБАЯ СИНЯЯ ТАРЕЛКА 45 центов

Жаркое из говядины. Запеченная ветчина.

Свиные рулеты. Свиная отбивная.

Хот-доги. Картофельный салат.

Спагетти. Печеные бобы.

Тушеные томаты. Вареная зеленая капуста.

Три бармена в белых рубашках сбивались с ног, а толпа разнообразных военных непрерывно штурмовала стойку, требуя жратвы и пива. Воздух гудел непрекращающимся рокотом мужских голосов, в дальнем углу продувал саксофон тощий джазмен в полосатом костюме, словом, по всем признакам, «Лошадь» готовилась встать на уши.

Никаких сговорчивых девчонок, о которых говорил ему Курт с таможни, что-то видно не было. Питер протолкался к стойке и через пять минут крика и битья кулаком, сумел привлечь к себе внимание бармена:

– Привет! Я от Курта!

– Привет! Чего хотите, старшина?

– Виски!

– Простите, крепкого алкоголя не держим!

– Но я от Курта! Курт с «Желтой рыбы»!

– Да, я понял. Есть пиво и картофельный салат.

– А виски?

– Виски нет.

– Ладно, давай два пива.

Слева от Питера за стойкой сидел летчик в кожаной куртке с медным колокольчиком, свисающим с воротника на цепочке. Над клапаном кармана были нарисованы желтые верблюды, а на рукаве курки красовалась нашивка – рассерженная красная оса, сжимающая в длинных лапах авиационную бомбу.

– Жалим… ик! Как осы… ик! – ухмыльнулся летчик. Он был крепко пьян. – Мореман, э?

– Четвертый Флот.

– А я топмачтовик, понял? С сотни футов бомбу на волну, она скачет блинчиком, пиу-пиу-пиу! Хрясь! Торпедоносцы плачут! Выпьем, море!

Бармен поставил перед Питером две кружки, одной из которых тут же завладел летчик. Питер вспомнил, как немецкие топмачтовики атаковали «Руку Господа». Вой, грохот, огненный шквал, сметающий палубные надстройки… Он припал к кружке, закрыл глаза и тянул, тянул сладковатое ледяное пиво, забытый довоенный вкус, пока не ополовинил ее. А ведь он никогда не любил это пойло!

– Видишь верблюдов? – спросил летчик. – Верблюды – это такие твари, но в море они не живут, э? Каждый верблюд означает перелет через Гималаи. Зырь – два, шесть, восемь, шестнадцать перелетов!

– А этот почему в другую сторону смотрит? – спросил Питер.

– Этот? Э! Тогда мы вернулись, из-за двигателя. Иоссариан, наш командир, велел вернуться. Баста! Вся команда цела и машина пришла на честном слове и на одном крыле!

Летчик допил пиво и принялся бубнить что-то про «мессеры», глиссады и углы атаки на немецкие цепеллины, которые он называл «кабачками». Питер быстро допил пиво, забрал у летчика свою кружку и неуклюже орудуя мертвой рукой, вытащил из пачки сигарету. Закурив, он отвернулся от стойки и увидел симпатичную рыжую девушку, стоящую на лестнице в «Деревянную Лошадь». Она смотрела на Питера и не отводила от него глаз.

– Опозда-а-ал на два часа-а-а-а! – запел летчик за спиной Питера.

Рыжая девушка спустилась по лестнице и растворилась в толпе веселящихся армейских. Питер вдруг различил сидящих за столиками девушек. Их было много, но мужчин, вьющихся вокруг них, ссорящихся, толкающихся, перекрикивающих друг друга, было еще больше. Казалось, что воздух дрожит от мощнейших токов страсти, влечения и тяги. В «Деревянной Лошади» можно было получить драку, но не женщину.