Филип Пулман - Тайное содружество [litres]

– Вот и мне так кажется.

– Но что там насчет юного Малкольма? Он рассказал тебе, как одалживал лорду Азриэлу свое каноэ?

– Что-то такое упоминал, но я… меня тогда так поразило многое другое, что это я почти пропустила мимо ушей.

– Этот Малкольм – парень надежный. Еще мальчишкой был таким же. И щедрый – не побоялся дать лорду Азриэлу свою лодку, даже не зная, увидит ли ее когда-нибудь еще. Азриэл отправил меня вернуть ее и дал денег на ремонт – об этом Малкольм тебе сказал?

– Нет. Мы вообще о многом поговорить не успели.

– Ну так вот, знай. А лодчонка была что надо, эта его «Прекрасная дикарка». Иначе они бы не справились. Я тот потоп хорошо помню. И как тогда на свет повылезло всякое, что пряталось не одну сотню лет. А то и дольше.

Корам говорил так, будто виделся с Малкольмом уже после потопа, и Лире хотелось об этом спросить, но она побоялась. Было такое чувство, что этим вопросом она выдаст о себе что-то лишнее, а она еще не знала, готова ли выдать так много. И вместо этого она спросила:

– А вы знаете такое выражение – «тайное содружество»?

– От кого ты его слышала?

– От мастера Брабандта. Он мне рассказывал о болотных огнях и обо всем прочем.

– Да, тайное содружество… В последнее время о нем не так часто услышишь. Но вот когда я был молод, тогда другое дело. Не нашлось бы такого куста, цветка или камня, при котором не жил бы свой особый дух. И с ними нужно было обходиться учтиво. Просить прощения, спрашивать разрешения, говорить «спасибо»… Просто чтобы они видели: мы знаем, что они есть, и уважаем их права на признание и учтивость.

– Малкольм сказал, что меня поймала одна из фейри и едва не забрала себе, но он ее перехитрил и спас меня.

– Да, они так делают. На самом деле они вовсе не плохие… не злые, но и не особенно добрые. Они просто такие, как есть, и мы должны уважать их.

– Фардер Корам, а вы когда-нибудь слышали о городе, который называют Синий отель? Безлюдный, разрушенный город, где живут одни деймоны?

– Что? Деймоны людей? Но без людей?

– Да.

– Нет, никогда о таком не слышал. Ты думаешь, Пан отправился туда?

– Не знаю, но, наверное, мог. А вы слышали когда-нибудь про других людей, способных отделяться от своих деймонов? Ну, кроме ведьм, конечно.

– Ну, да, ведьмы это могут. Как моя Серафина.

– А кто-нибудь еще? Может, среди цыган есть кто-то, кто умеет разделяться?

– Ну, был один человек…

Но прежде, чем он успел договорить, лодка закачалась, как будто кто-то взошел на борт, а затем раздался стук. Лира выглянула и увидела симпатичную девочку лет четырнадцати: в одной руке та держала поднос с едой, а другой пыталась открыть дверь. Лира поспешила ей на помощь.

– У вас все в порядке, Фардер Корам? – спросила девочка, настороженно глядя на Лиру.

– Это моя двоюродная внучка Розелла, – представил девочку Корам. – Розелла, это Лира Сирин. Я тебе много о ней рассказывал.

Розелла поставила поднос Фардеру Кораму на колени и робко пожала Лире руку. Любопытство боролось в ней с застенчивостью. За ногами девочки прятался деймон-заяц.

– Это обед для Фардера Корама, – сказала она. – Но я и вам тоже принесла поесть, мисс. Ма Коста сказала, вы наверняка проголодались.

На подносе обнаружились свежий хлеб с маслом и маринованная селедка, бутылка пива и два стакана.

– Спасибо, – сказала Лира.

Розелла улыбнулась и ушла, а Лира тут же вернулась к прерванному разговору:

– Вы сказали, что знали человека, который умел разделяться…

– Да. Это было в Московии. Тот человек побывал в Сибири, в том месте, куда ходят ведьмы, и сделал то же, что они. Чуть не помер, но сделал. Он любил одну ведьму и, уж не знаю с чего, забрал себе в голову, что сможет жить долго, как они, если проделает эту штуку с деймоном. Да только ничего не вышло. И ведьма та не стала о нем лучшего мнения, да и вообще он после того недолго прожил. И это был единственный известный мне человек, который сумел такое сделать… и захотел. А почему ты спрашиваешь?

Лира рассказала ему о дневнике, который нашла в рюкзаке человека, убитого у реки. Корам слушал ее жадно, так и застыв с наколотой на вилку селедкой.

– А Малкольм об этом знает? – спросил он, когда Лира закончила свой рассказ.

– Да.

– Он не говорил тебе ничего про «Оукли-стрит»?

– Оукли-стрит? Это где?

– Это не где, а что. Такое название. Что, ни разу не упоминал? Ни он, ни Ханна Релф?

– Нет. Может, они бы и сказали, если бы я не ушла так внезапно… Не знаю. Ох, Фардер Корам, я вообще так мало знаю! Что это за «Оукли-стрит»?

Старик отложил вилку и отхлебнул пива.

– Двадцать лет назад, – начал он, – я рискнул и велел юному Малкольму передать Ханне Релф слова «Оукли-стрит», чтобы она не волновалась насчет меня и знала, что я ему ничего плохого не сделаю. Я понадеялся, что она сама расскажет ему, что это такое, и она рассказала, а если он ни разу не произнес этих слов при тебе, то это лишнее доказательство, что ему можно доверять. «Оукли-стрит» – это, скажем так, подразделение секретной службы. Это не официальное название, просто шифр. К настоящей Оукли-стрит, что в Челси, они никакого отношения не имеют. Основали это подразделение еще при короле Ричарде, который сопротивлялся Магистериуму, как мог, а тот наступал со всех сторон. «Оукли-стрит» всегда была независимой – точнее, подчинялась лишь кабинету министров, но не военному министерству. Король и Тайный совет безоговорочно ее поддерживали; финансирование шло из золотого резерва; в парламенте был особый комитет, перед которым она отчитывалась. Но при короле Эдуарде ветер переменился. Между Лондоном и Женевой начался обмен послами и, как они их называют, верховными комиссарами, или легатами.

Тогда-то ДСК и вошел в силу. И все стало таким, как сейчас: правительство перестало доверять народу, а народ стал бояться правительства. Все друг за другом шпионят. ДСК не может арестовать всех, кто его ненавидит, а народ не может создать организацию, способную выступить против ДСК. В общем, зашли в тупик. И хуже того: у наших противников есть энергия, которой нет у нас. А берется она из уверенности в своей правоте. Когда есть такая уверенность, сделаешь всё, чтобы добиться того, чего хочешь.

Сама древняя человеческая проблема, Лира, – это разница между добром и злом. Зло может позволить себе быть неразборчивым в средствах, а добро – нет. Зло творит, что хочет, и ничто его не сдерживает, а у добра как будто одна рука привязана за спиной. И сделать то, что нужно для победы, оставаясь самим собой, оно не может: для этого ему нужно превратиться в зло.

– Но… – Лира хотела возразить, но не знала с чего начать. – Но как насчет той победы, когда цыгане и ведьмы, и мистер Скорсби, и Йорек Бирнисон разгромили Больвангар? Разве это не пример победы добра над злом?