Генри Олди - Рассказы ночной стражи [litres]

Воспоминание было болезненным.

Темные маслянистые волны лениво облизывали берег. С тихим шорохом откатывались назад, перебирая ракушки и песок. Время от времени под пирсами хлюпало – там, если верить болтунам, устраивалась на ночь утомившаяся за день «мокрая женщина» [25] «Мокрая женщина» (яп. нуре-онна) – чудовище-амфибия с головой женщины и телом змеи. , всхрапывая и булькая во сне.

Сказки, понятное дело.

Дорожка из серебряной чешуи, играя бликами, протянулась от берега к горизонту. В мерцании звездных угольков висела прибывающая луна. Хидео потянул носом. Сквозь вонь, привычную для порта – водоросли, рыба, соль, смола – пробилась нотка чуждого дуновения. Нет, не саке с чесноком, хотя призрак Казуки еще витал вокруг.

Аромат женских духов.

Дорогие духи, отметил старшина караула. Очень дорогие. Раньше, будучи женщиной, он не мог себе позволить такие благовония. Хидео подался вперед, раздувая ноздри. Ирис, жасмин, роза. Уда [26] и юзу [27] Юзу – разновидность японских цитрусовых. . Если бы Хидео меньше курил крепкий табак, он бы различил и другие оттенки. Подобными духами или отдушкой для платья могла пользоваться знатная дама со вкусом смелым и изысканным. Кто еще? Гейша или проститутка высшего ранга, чьи услуги стоят от двадцати шести до тридцати семи моммэ в день. Сколько нам дал пьяный Казуки? Десять серебряных монет на троих?! Вот-вот, стража обходится клиенту много дешевле…

Растут ли в порту драгоценные цветы? Да еще за полночь?!

Зна́ком призвав товарищей к вниманию, Хидео двинулся к пирсам. Запах усилился, говоря старшине: ты на верном пути! Вот и деревянные мостки. Внизу, будто сонные рыбины, терлись о сваи привязанные лодки. Дерево стучало о дерево, плескала вода. Одна лодка, вторая, третья… В четвертой от начала пирса лодке громоздилась темная куча тряпья. Вспомнился убитый каонай, найденный здесь же, в порту, больше месяца назад – и тряпье, которое стражники приняли за труп.

Что на этот раз?

Старшина махнул рукой Нисимуре. Тот шагнул ближе, навис над лодкой, осветив фонарем пространство между бортами.

– Далеко собрались? – поинтересовался Хидео.

И добавил, не скрывая издевки:

– Фонарь одолжить? Ночь на дворе…

Содержимое лодки зашевелилось, обрело человеческие очертания, но не ответило.

– Вылезайте, не тяните время.

– Приплыли! – хохотнул Икэда. – Сгружаем улов!

Человек в лодке взглянул на стражников. Женщина! Икэда задышал чаще, а Нисимура в восхищении прицокнул языком. Лицо молодой дамы было подобно прибывающей луне: прекрасное, еще не округлившееся полной зрелостью, оно, казалось, источало жемчужное сияние. Высокие, идеально наведенные брови, яркий рот, чуть затуманенный блеск глаз…

– Госпожа Акеми?!

– Зимняя Хризантема?

– Что вы здесь делаете?!

– А ну-ка, вылезайте!

Не зря, подумал Хидео. Нет, не зря ее прозвали Зимней Хризантемой. Не только лицо, но и руки белой гейши [28], предмета восторгов каждого мужчины в Акаяме, если только он не слепой или умалишенный, отливали благородной белизной. Пудра? Белила? Всякий знал, что это естественный цвет кожи госпожи Акеми.

В нынешней своей жизни Торюмон Хидео, бывший некогда женщиной по имени Мизуки, с госпожой Акеми не встречался. Зато прежний Торюмон Хидео, сын Мизуки – весьма вероятно. На Северной заставе при досмотре, или еще где. Вон, сослуживцы гейшу сразу узнали, хотя Зимняя Хризантема, похоже, стремилась к обратному. Хлопковый плащ с капюшоном? Так могла бы одеться жена купца или зажиточного ремесленника, но никак не белая гейша!

Куда ты собралась, Зимняя Хризантема?

Госпожа Акеми молчала. Смотрела на Хидео – и только на него, словно других стражников для нее не существовали. Определила старшего? Знала прежнего Хидео? Глупости! Откуда у простого стражника, пусть и старшины караула – невелика должность! – такие знакомства?

– Идите сюда, – сказал Хидео.

Они с Икэдой протянули женщине руки. Та повиновалась. Вцепилась так, что не оторвать – и стражники буквально выдернули гейшу на причал.

– А это еще что?

При женщине обнаружились два объемистых узла. Хидео принюхался. Одуряющий аромат духов исходил от узлов, а не от гейши. Похоже, Акеми прихватила их с собой, но по дороге флакон открылся или разбился, и духи пролились. Если бы не это, ночная стража спокойно прошла бы мимо, даже не подумав свернуть к причалам.

– Мое имущество.

Это были первые слова, которые произнесла Зимняя Хризантема. Голос женщины дрогнул – казалось, у нее болело горло.

– Куда же вы намеревались плыть? Да еще с таким имуществом?

Женщина молчала.

– Не желаете отвечать?

Казалось, Акеми откусила себе язык.

– Возьмите ее вещи, – распорядился Хидео, обращаясь к стражникам. – Попытка украсть лодку? Сбежать из города? В полиции вам быстро развяжут язык, госпожа.

Икэда спустился в лодку, Нисимура светил ему фонарем. Старшина делал вид, что скучает, на деле же пристально следил за гейшей: вдруг попытается сбежать? Вместо этого Зимняя Хризантема шагнула к Хидео вплотную:

– Помогите мне! Прошу вас.

Не давая опомниться, возвысить голос, привлечь внимание товарищей, она зашептала быстро и сбивчиво:

– Кто меня защитит? Кто пожалеет?! Один вы меня поймете, как женщина женщину! У меня есть деньги, я заплачу́! Просто отвернитесь: вы ничего не видели, никто не узнает…

Как женщина женщину? Хидео растерялся. Откуда она знает?! С другой стороны, сплетни в Акаяме распространяются быстрее пожара. Небось, слышала от кого-то про фуккацу семьи Торюмон… Поддаться ее чарам? Принять деньги? Речь идет не о жалкой пригоршне серебра…

Она воровка! Беглянка. Лишь демоны шестого ада знают, что она еще натворила, если решилась на побег! Теперь лезет в душу, ловит на известную ей тайну, как на крючок, предлагая за щедрое подношение поступиться своим долгом. Принять благодарность Казуки – обычное дело. Но эта женщина – кошка о девяти хвостах. Согласиться на взятку от такой – обречь себя на большую беду…

– Что вы там копаетесь! – гаркнул Хидео. – Справились?

– Да, Хидео-сан, – Нисимура взвесил узел на руке. – Что ж вы такие тяжести таскаете, госпожа? Мне вас прямо жалко…

– Берите, – велел Хидео, обращаясь к женщине.

С неожиданной сноровкой гейша закинула узлы себе за спину. У Хидео возникло странное впечатление, что носить поклажу, согнувшись под ее весом, привычно для Зимней Хризантемы.

– Следуйте за мной.

Под ногами зачавкало.

– Ваше имя, возраст, сословие.

Напротив меня сидела самая красивая женщина, какую мне доводилось видеть в своей жизни. Небесно-голубой шелк кимоно вспыхивал морозными искрами снежинок, вышитых серебряной нитью. По шелку сквозь снег плыли белые орхидеи, подобные легким облакам.