Эд Макдональд - Знак ворона [litres]

Мир качался перед глазами. Серое дитя потянуло за второй рычаг. Повернулся второй щит, панели отошли назад. А мне пришлось глядеть на ликующую жуткую харю Саравора, залитого лиловым светом. Силовой луч от Железного Солнца ударит прямо в Око Шавады. Вряд ли я переживу детонацию. Вряд ли Валенград переживет ее Шпиль задрожал. Мощь собиралась перед выстрелом.

– Я тоже вас всех любила, – скала Ненн. – Ты мой гребаный лучший друг. И скажи Тноте, что он засранец.

Она выпустила меня, и я бессильно шлепнулся на стеклянный пол. Ненн высоко занесла кинжал – и воткнула себе в живот!

Она люто зарычала от боли, но повела лезвие вниз и вбок, а затем свободной рукой вытащила клубок гнилых кишок. Не переставая пронзительно выть, она откинула гниль – и выпрямилась.

Железной Солнце изготовилось выпустить разряд.

Я и сам вскрикнул, когда Ненн отшвырнула сгнившие внутренности. О святые духи! Задыхаясь от крика, она вытащила меч и кинулась на Саравора.

– Ты, гребаное дерьмо! – заорала она.

Колдун упивался триумфом. Когда он соизволил глянуть в ее сторону, клинок уже опускался.

Саравор ничего не успел поделать.

Ненн вложила в этот удар всю оставшуюся у нее жизнь. О гром и молния, бездны ада и все без остатка грешные души, о вашу распрекрасную мать! Это был чистый, ровный, безукоризненный шедевр среди всех на свете ударов мечом.

Око шлепнулось на пол вместе с держащей его кистью. Полмгновения Саравор глядел в замешательстве на обрубок.

А затем выстрелило Сердце.

В ночь вылетело ярчайшее копье фиолетового пламени, ревущий поток колоссальной мощи, объявший колдуна. Пару мгновений он сопротивлялся ярости света, громоздкая дрожащая нечеловеческая туша, дико вопил, борясь с ураганом энергии, пытался дотянуться до Ока.

Затем Саравор вспыхнул. Его чародейской воли и силы хватило секунд на пять, а потом неистовый поток света смел колдуна с крыши, унес в ночь.

И Саравора не стало.

Луч ослабел, иссяк. Сердце погасло. В мои глаза слова заполз сумрак.

Сделалось очень тихо.

Я увидел Ненн. Она лежала ничком и смотрела на меня. Я подумал, что она умерла, но она моргнула и улыбнулась. Я улыбнулся ей, и тогда моя Ненн закрыла глаза.

Значит, мне умирать в одиночку. О духи, так пусто и холодно. Ублюдок Саравор превратился в историю, но забрал с собой многие тысячи жизней. Хотя Границе уже ничего не грозит. Покойся с миром, доблестный капитан. При всем твоем дерьме ты, все-таки сумел сдохнуть с пользой. И Воронья лапа не будет разочарован. Он свою часть сделки выполнил, и те две души, которые я обменял на свою, наверное, живут и радуются. В общем, не так уж плохо умирать, истекая кровью на крыше Великого шпиля после трудного рабочего дня. Тут мирно и спокойно.

Хотя, похоже, с миром и покоем я поторопился.

– Ну ты и обосрался, – прокаркал ворон.

– Но все-таки получилось, – прохрипел я.

Хрипеть было трудно.

– Ну да, кто спорит. Но «Черным крыльям» потребуется новый капитан.

– Что правда, то правда, – согласился я и посмотрел в небо.

Послышались шаги – быстрые, легкие. Перед глазами вовсе затуманилось. Я потерял уже много крови. Мысли путались в голове. Наверное, такие шаги у смерти – ну, когда она приходит легко. Наконец-то она за мной.

Но голос какой-то очень уж здешний. Детский. Кто-то умоляет и плачет. Нелепо – но похоже на Амайру. Кто-то трогает маленькими холодными пальцами мое лицо, пробует повернуть меня на бок и не может, потом умоляет снова и всхлипывает. В самом деле, очень похоже на Амайру. Неприятно слышать плач, когда уходишь в темноту.

Маленькая холодная рука прижалась к ране, словно хотела затолкнуть назад все вытекшее сквозь нее. Я попытался улыбнуться. Конечно, ни к чему ребенку видеть такое, но все же я был очень рад Амайре. Хоть кто-то пришел проводить.

А затем фальшивая пернатая тварь принялась нашептывать моей любимой девочке.

Мир окончательно превратился в муть, голоса отдалились. Ворон и девочка говорили о долгах и платежах, о жизни, повернувшейся не так, как следовало бы.

А затем пришла пустота.

Я открыл глаза и обнаружил себя живым.

Сюрприз.

Рассвело. Вспышка миновала, и солнце было, как обычно, на Границе – разве что чуть ярче привычного в это время года. С запада веяло весенней свежестью. Над головой – безоблачное небо, изломанное багровое на востоке, голубое – на западе. Я по-прежнему лежал на верхушке Великого шпиля, под холодным ветром, но меня укутали в плащ. Я посмотрел на Ненн. Ее тоже кто-то заботливо укутал. Грудь болела так, что не хотелось дышать – а вдруг она ненароком растрескается и выплеснет наружу то, что еще от меня осталось?

Но совсем пропала боль от смертельной раны в животе. И от вспоротой руки. Лишь немного ныла нога, искалеченная четыре года назад. Я закрыл глаза. А может, я уже там, на другой стороне?

Я потрогал живот. Ни раны, ни крови, ни даже шрама.

Невозможно. Конечно, моя память к концу вечера отчасти помутилась, но Ненн уж точно проткнула меня насквозь, никаких сомнений. Я потрогал спину и понял, что могу шевелить ногами. Конечно, и на спине – лишь гладкая кожа.

Отсеченная кисть Саравора исчезла, а с ней и Око Шавады. Вокруг лужи засохшей крови, надо думать, моей.

В городе тихо, ни криков, ни выстрелов, над Цитаделью знамена Великого князя и Давандейн. Похоже, они выиграли и завладели Валенградом.

Я без труда встал на ноги. Абсурд – но не такой уж абсурдный на фоне всего вокруг. Я подошел к Ненн, но не стал поднимать плащ и глядеть на ее лицо. Ненн уже простилась со мной. Надеюсь, она теперь со своим симпатичным офицером. Я сунул ее меч за пояс, затем взял ее на руки. Меня качало, я чуть шел, но не оставлять же ее здесь?

Получилось не слишком справедливо. Должен был сдохнуть я, а я жив. И за мной долг.

Я пронес ее мимо мертвых «талантов», через опустошенную площадь, усеянную каменными осколками и ошметками марионеток Саравора. Кому-то придется изрядно повозиться с уборкой.

На Цитадели сияли слова:

ОСТАВАЙТЕСЬ ДОМА

Я принес Ненн к укрытию Малдона, уложил на стол. Глек и Дантри принялись меня утешать. Мне хотелось посоветовать им заткнуться, но я сдержался.

– У тебя получилось, – в конце концов сказал Дантри и попытался улыбнуться.

Вышло не очень.

– Да, получилось, – согласился я, положил руку на плечо Малдона и добавил: – А ты отработал свои грешки. Теперь ты можешь честно сказать, что спас Город.

– Рихальт, извини. Ненн… она была хорошая, – сказал Глек – похоже, искренне.

– Лучшая из лучших, – поправил я.

Повисла неловкая тишина.

– …Ее должны похоронить с почестями, как героя Границы, – произнес Дантри.

Я вздохнул.

– Нет. Мы сложим для нее костер во дворе. Она бы возненавидела помпезный церемониал и кучу вранья, которую непременно бы наговорили про нее. А мы выпьем за нее, пожуем лакрицу и поговорим о том, как Ненн давала в морду высокомерным ублюдкам, когда они того заслуживали.