Ребекка Куанг - Республика Дракон [litres]

– Но ведь у тебя уже есть якорь, – удивилась Рин. – Разве ты мог получить еще один?

– Не одновременно. Парная связь оптимальна. Связь в треугольнике нестабильна, любая проблема у одного непредсказуемо отразится на двух других, и они никак не смогут уберечься.

– Но? – напирал Катай.

– Но это и расширяет возможности. Делает сильнее любого шамана.

– Как Триумвират, – догадалась Рин. – Они связаны друг с другом. Вот почему так могущественны.

Теперь все встало на свои места. Почему Дацзы не убила Цзяна, своего врага. Она просто не могла, иначе тоже погибла бы.

Рин резко вскочила.

– Но ведь это значит…

– Да, – сказал Чахан. – Пока жива Дацзы, живы и Дракон-император, и Страж. Возможно, их связь разорвана, но я в этом сомневаюсь. Власть Дацзы непоколебима. Остальные двое пропали. Но думаю, они еще живы, хотя вся страна считает их покойниками.

«Вы уничтожите друг друга. Один умрет, один будет править, а третий уснет навеки».

Катай озвучил вопрос, крутившийся в голове у Рин:

– Тогда что с ними произошло? Почему они пропали?

Чахан передернул плечами.

– Спроси тех двоих. Ну что, ты все допил?

Катай осушил чашку и поморщился.

– Фу… Да.

– Хорошо. А теперь ешь грибы.

– Что?! – заморгал Катай.

– В чашке не было грибов.

– Вот ты свинья! – воскликнула Рин.

– Не понимаю, – пробормотал Катай.

Чахан язвительно улыбнулся.

– Хотелось полюбоваться, как ты пьешь лошадиную мочу.

Сорган Шира дожидалась их снаружи, у полыхающего костра. Языки пламени показались Рин живыми, их щупальца подпрыгивали слишком высоко и далеко, словно чьи-то ручонки пытались дотянуться до нее и затащить в огонь. Если приглядеться, то дым, ставший алым от порошков Сорган Ширы, преображался в лица мертвецов. Наставника Ирцзаха. Агашу. Капитана Салхи. Алтана.

– Готовы? – спросила Сорган Шира.

Рин моргнула, и лица исчезли.

Она опустилась перед Катаем на колени, на мерзлую землю. Несмотря на холод, им разрешили надеть только штаны и нижние рубашки, обнажающие руки. Написанные на коже иероглифы блестели в свете костра.

Рин была напугана. А Катай как будто совсем не боялся.

– Я готов, – сказал он уверенным тоном.

– Я готова, – откликнулась эхом Рин.

Между ними лежали два длинных зазубренных ножа и жертвенный олень.

Рин не поняла, как кетрейды умудрились всего за несколько часов поймать взрослого оленя, крупного и здорового, не причинив ему видимого вреда. Ноги животного были крепко связаны. Рин подозревала, что оленя усыпили, потому что он лежал смирно, с полуоткрытыми глазами, в которых читалась покорность судьбе.

Грибы начали действовать. Все вокруг приобрело яркие цвета. За движущимися предметами оставался след, похожий на мазки краски, он сиял, переливался и постепенно бледнел.

Рин не без труда сосредоточилась на шее оленя.

Им с Катаем предстояло сделать два надреза с каждого бока животного, чтобы убить жертву совместно. Каждая рана сама по себе не будет смертельной. Олень мог бы уползти, рана затянулась бы грязью, и он выжил бы. Но разрезы по обоим бокам означали неминуемую смерть.

Рин взяла с земли нож и крепко сжала в руках.

– Повторяйте за мной, – велела Сорган Шира и медленно произнесла фразу на языке кетрейдов. Иностранные слоги звучали во рту Рин неуклюже и тяжеловесно. Их значение она знала – объяснили близнецы.

«Мы будем жить едиными. И драться едиными».

«И убивать едиными».

– Жертва, – сказала Сорган Шира.

Они одновременно опустили ножи.

Это оказалось труднее, чем ожидала Рин. Не потому, что она не привыкла убивать – резать плоть теперь ей было так же легко, как дышать. Но тяжело было прорезать шерсть. Рин стиснула зубы и надавила сильнее. Нож глубоко вошел оленю в бок.

Олень выгнул шею и завизжал.

Нож Рин вошел недостаточно глубоко. Пришлось расширить надрез. Руки страшно тряслись, рукоятка ножа выскальзывала из пальцев.

А Катай прорезал бок оленя одним чистым, уверенным ударом.

Им на колени выплеснулась темная кровь. Олень перестал дергаться. Его шея обмякла, и голова упала на землю.

В психоделическом грибном тумане Рин увидела, как душа оленя покинула тело – золотистая аура замерцала над тушей эфирной копией его физического воплощения, а потом улетела, как дым. Рин задрала голову и смотрела, как душа летит все выше и выше к небесам.

– Следуйте за ним, – приказала Сорган Шира.

Рин подчинилась. Это казалось такой простой задачей. После грибов ее душа была легче воздуха. Разум воспарил, материальное тело превратилось в далекое воспоминание, и она взлетела в огромную темную пустоту космоса.

Рин оказалась на краю огромного круга, исписанного гексаграммами, которые рассказывали о природе вселенной и шестидесяти четырех богах, определяющих весь мир, прошлый и будущий.

Круг качнулся и превратился в озеро, в котором плавали два больших карпа, белый и черный, с пятнами другого цвета на боках. Они лениво плескались, медленно гоняясь друг за другом по вечному кругу.

На противоположном берегу стоял Катай. Он был обнажен, но не физически – тело, скорее, было соткано из света. Но каждая мысль, каждое воспоминание, каждое чувство сверкало и стремилось к ней. Все на виду.

Рин была в точности так же обнажена перед ним. Все секреты, неуверенность, вина и гнев лежали как на ладони. Катай видел самые ее жестокие и дикие желания. Даже те, в которых она не решалась признаться самой себе. Например, насколько ее страшит, что она осталась единственной и последней спиркой. И как любит боль, лелеет ее и находит утешение только в боли.

А Рин видела его. Как в его голове укладываются идеи, огромные залежи знаний связываются друг с другом, чтобы он мог вызвать их при первой необходимости. Рин видела и нарастающее беспокойство из-за того, что он не знает других столь же умных людей. Насколько он испуган, загнан в одинокую ловушку собственного разума и наблюдает, как мир вокруг рушится из-за отсутствия в нем логики, а Катай не в силах это исправить.

И тогда она поняла его печаль. И горе из-за смерти отца, но самое главное – из-за потери империи, потому что верность и долг составляли суть его существования…

И увидела его ярость.

Почему она так долго не могла этого понять? Ярость служила топливом не только для Рин. Но ее гнев был взрывным, мгновенным и разрушительным, а в Катае горел молчаливой решимостью, отравляя его изнутри, и сила его ненависти потрясла Рин.

Мы одинаковые.

Катай жаждал мести и крови. Под хрупкой личиной самоконтроля бушевал поток ярости, берущий начало в сумятице мыслей и превращающийся в непреодолимое желание крушить все вокруг, словно только Катай мог уничтожить весь мир и отстроить заново, уже разумным.