Аделин Грейс - Все звёзды и клыки [litres]

Мои руки дрожат, и я крепко сжимаю Рукан, хотя знаю, что не смогу пустить его в ход, пока Кавен использует отца в качестве щита.

Бастиан заслоняет меня, становясь между мной и своим братом.

– Уводи своего отца.

Сжав губы, Кавен злобно прищуривает глаза.

– Так, значит, это твое решение? После всего, что Монтара сделали с нами, ты решил ее защищать?

– Кровь Аморы не определяет ее как человека, – рычит Бастиан. – Точно так же как моя кровь не определяет меня. Ты – причина смерти наших родителей, Кавен. Ты – причина того, что наш дом уничтожен. Долгие годы я мечтал о том, что однажды все вернется на круги своя и ты сможешь осознать свои ошибки, положив конец этому хаосу. Но ты убил эту мечту и похоронил ее вместе с сотнями разрушенных тобой жизней. Пора с этим покончить.

Бастиан наносит удар.

По залу разносится лязг стали.

Чем больше разгорается пламя, тем сильнее мир плывет у меня перед глазами, а дыхание затрудняется. Огонь лижет мои ноги, опаляя мои кожаные сапоги. Не обращая внимания на пожар, я бегу к отцу, который задыхается от густого дыма.

Если мы хотим остаться в живых, нам нужно выбраться отсюда.

Отцовская сумка упала к его ногам, и кости разлетелись по полу. Он явно пытался использовать свою магию против Кавена, и мне не нужно спрашивать, чтобы узнать результат. Это похоже на взаимоотношения Бастиана и «Смертной Казни»: если повредить корабль, Бастиан это почувствует, но ударь Бастиана – и корабль просто поплывет дальше, как будто ничего не произошло. Как и корабль, Кавен невосприимчив к воздействию проклятия, пока мой отец страдает.

Отец не настолько силен, чтобы выдержать боль от воздействия магии души, которой он атакует Кавена. Скорее всего, он сдерживается, потому что все, что чувствует Кавен, чувствует и отец. Когда Кавен ранен – отец истекает кровью. Часть его души живет в Кавене.

Я сажусь на корточки рядом с ним и пытаюсь обхватить руками широкое тело отца, собирая все свои силы, чтобы помочь ему подняться.

– Иди, – кричу я, подталкивая его к двери. – Вперед! Нам нужно отвести тебя в безопасное место.

Каждый хриплый вдох дается ему с трудом. Я пытаюсь толкать отца вперед, но он хватает меня за руку. Его золотисто-карие глаза полны искреннего страха. В них блестят слезы, и он смотрит на меня, моргая из-за густого дыма.

– Я подвел тебя, – начинает он, но жуткий кашель сотрясает все его тело, не давая ему договорить.

– Потом, – говорю я. – У нас нет на это времени. – Мою грудь сводит от напряжения, когда я пытаюсь тащить отца на себе. Но он повис на мне мертвым грузом.

– Ты права, – только и шепчет он.

Я уже готова закричать. Готова воткнуть кинжал ему в ногу, чтобы привести его в чувство. Но в этот момент наши взгляды встречаются, и мое зрение заволакивает белая пелена, когда отец бьет меня ладонью прямо в грудь.

Я отшатываюсь назад, чувствуя, как воздух покидает мои легкие.

Почему-то мы оба уже не в тронном зале. Мы стоим среди гниющей, серо-белой пустоты. В этом странном бесконечном пространстве нет огня. Нет запаха стали или кровоточащих тел. Только отец, который стоит передо мной во весь рост.

Я смотрю вниз на свои ладони. Запекшаяся кровь исчезла вместе с моими ранами. Я никогда не видела такой магии.

– Что ты…

– Как ты и сказала, у нас мало времени, отец протягивает мне руку, и я делаю шаг навстречу к нему, позволяя его мозолистой руке взять меня за подбородок. Его глубокие карие глаза изучают мою душу, а брови хмуро сходятся на переносице, потому что он не может найти то, что ищет.

– Кавен рассказал мне, что сделал, – шепчет отец. – Но я не верил, что это может быть правдой.

Я отстраняюсь, и его рука падает, безвольно повисая возле его тела. Вся ярость, которую я так старалась подавить, кипит с новой силой, и я больше не могу ее сдерживать.

– Мы могли бы его остановить, – я выплевываю слова, пропитанные гневом. – Ты знал правду о нашей магии, но ничего не сделал. Почему? Мы могли бы предотвратить все это.

Это странное место будоражит меня, усиливая мой гнев. Серый дым вьется вокруг белой плоскости, накрывая ее, как купол. Здесь тихо, душно и совершенно нет воздуха.

Плечи отца трясутся от горя, и мне тяжело смотреть на его боль. Она слишком отчаянная. Всепоглощающая.

– Вот почему я подвел тебя. Я не хотел, чтобы ты видела во мне трусливого короля, – отчего-то его голос звучит спокойно. – Но таким я и был на самом деле. Наша магия очень могущественна, но мы не можем соперничать с целым королевством, и наш род потерял бы свою силу, если бы все смогли изучать магию души. Я попытался заставить Зудо замолчать, и держал их на расстоянии, чтобы Визидия не поняла, что происходит на самом деле.

Какая-то часть меня хочет заткнуть уши или закрыть ему рот, чтобы он больше не мог сказать ни слова. Потому что всю свою жизнь я хотела, чтобы мой отец гордился мной. Я хотела быть такой же, как он.

Король Визидии. Верховный Анимант. Мой отец.

Но он не тот человек, за которого я его принимала. Передо мной стоит трус, а не король.

– Мой отец часто говорил мне, что однажды кто-нибудь попытается отнять нашу силу, – продолжает он. – По его наставлению, я должен был доказать, что могу быть Анимантом, точно так же как и ты, в ночь своего дня рождения, и больше никогда не привлекать излишнего внимания к своей магии. Я мог практиковать мои навыки, но только на заключенных, в темных глубинах королевской тюрьмы, когда вся Арида спит. Он учил меня быть сильным, но править издалека, как делал его отец до него. Я не должен был вмешиваться в дела Визидии, позволяя островам самостоятельно решать свои проблемы. Мне оставалось только делать громкие заявления и решать самые простые неурядицы, чтобы укрепить свою славу.

Например, издать закон о защите русалок.

– А как же Керост? – спрашиваю я. – Я была там, отец. Я видела, какой ущерб нанес шторм. Если ты обо всем знал, то почему не помог им? – еще минуту назад я была охвачена яростью, но теперь мое тело совершенно онемело. Эхо наших голосов – единственный звук, который заполняет бездну, и постепенно я начинаю понимать, куда он меня привел.

Эта магия души намного превосходит мою в мастерстве. Каким-то образом он настолько укротил свою магию, что смог привести меня сюда, в личное пространство своей собственной души.

Я осматриваюсь вокруг, разглядывая ослепительно белые завитки, которые стремятся разорвать его душу на части и не оставить на ее месте ничего, кроме пустоты, и задаюсь вопросом: неужели моя душа точно такая же? Потрепанная и ободранная, но все еще притворяющаяся целой.

– Они хотели изучить магию стихий, Амора. Если бы мы это допустили, другие начали бы практиковать любую магию, какую им захочется, – его голос дрожит, как будто он теряет власть над своими собственными словами. Как будто он сам в них не верит. – Народ станет сильнее нас. В королевстве наступит анархия.