Сергей Игнатьев - Зеркало воды [сборник litres]

На миг я чувствую себя на месте ее некрократического шефа. Ну, в том смысле, что кажется, будто с моим ртом тоже поработали ниткой и иголкой – не представляю, что ей сказать в ответ.

– Ох, Фенхель, – улыбается Сильвия. – Целуешься ты, конечно классно. Но как писателю-фантасту тебе еще многому предстоит научиться.

– В каком смысле?

– Ну, знаешь, есть такое специальное определение, как вистирская поэтика. Это когда ты пишешь про флюгов, всяких там мотыльков и гусениц и Винклопенские войны, а имеешь в виду то, что происходит у тебя за окном. Читал же Парагорьева? Вот он – в этом направлении особенно преуспел.

– Но ведь это не фантастика, – шепчу я. – Это все действительно было. На самом деле…

Сильвия смеется. Я смотрю на раскрошенную в клочья незажженную сигарету в своих пальцах, отряхиваю руки от табачной крошки.

– Ну да, – продолжает Сильвия. – Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты так сроднился с героями, пока все это писал. У меня такое было, когда я писала очерк про гриболюдов и целый месяц тусовалась в коммуне этих ребят. В курсе, что один из них консультирует самого Императора? Поговаривают, у него интрижка с Ее Величеством, да простятся мне эти речи…

Я не понимаю, о чем она говорит. В голове у меня крутится – не роман, а рассказ. Не мемуары, а фантастика.

– Хотя сам сюжет мне нравится. Четверо ребят, которые оказались в заднице мира, в гребаном аду, меж двух огней. И из-за их действий начинается война. И когда они возвращаются – никому уже нет до них дела. Это круто. Только тебе надо перенести происходящее ну… ну, например к рубберам. В эту их материковую Латоксу, как ее там по-научному… Лаалокль-Аатцль-Тцааяс! Язык сломать можно же! Если перенесешь сеттинг – есть шанс, что прокатит в издательстве.

– Наверное, – я устало потираю виски. – Наверное, я так и поступлю. Перенесу сеттинг. Да, ты совершенно права, Сильвия. Спасибо!

– Не грусти, Фенхель. И да, кстати… Слушай, у меня тут такие новости… Э-э-э, внезапные… В общем, я уезжаю из Яра на какое-то время.

– Что?

– Я уезжаю. Тот парень, помнишь? В «Саду», и потом – на премьере в «Грелке»?

– Похожий на дворецкого?

– Не знаю, уж на кого он похож, на твой тонкий писательский вкус… Но это Иванов-Индиана, профессор археологии… тот самый, да, не делай такие глаза! Он заведует в Изыскательном этнографической секцией и рулит всеми «полевыми» проектами. Он сделал мне одно предложение. И, забегая вперед… я согласилась.

– Руки и сердца?

– Смешно. Нет, речь идет об экспедиции по Сабинее. Земли, пострадавшие от Мора. Начиная с города Масочников – Маскавеллы. Эти ребята – потомки пострадавших от Мора, это их так ПРЕОБРАЗИЛО, что они почти никогда не снимают своих масок, город их стоит на воде и там каждый день – карнавал. И заканчивая Филинийскими островами. О том, во что превратилось тамошнее население – до сих пор известно только по слухам. Ну и по всяким романам фантастическим, конечно, ха-ха!

– Даже тут не могла от шпильки удержаться, да?

– Прости. Это профессиональное.

– Я рад за тебя, Сильвия, что еще я могу сказать. Отличный шанс для отличной карьеры, да?

– Верно, Фенхель, красавчик мой. Будешь скучать по мне? Ну, чиво у нас такие пииичальные глазоньки, чивооо? М-м? Как насчет прощального секса?

– Почему бы, собственно, и нет. Только одно условие.

– Какое, что-нибудь насчет языка, м-м?

– Не совсем. Передай-ка мне вон ту бутылку с зеленой девочкой на этикетке. Угу. И стакан.

– Сию минуту, мой господин.

– Хотя… Знаешь…

– М-м?

– Бутылка – давай ее сюда. А стакан… Стакан нахрен не нужен.

Все наше общество в этот пасмурный (а других у нас просто не бывает) вечер собирается в галерее «Аллея Фавна».

Здесь и всклокоченный Карпофф, который выглядит так, будто его только что подняли с постели ревом авиадромной сирены.

И Витольд, блистательный мистер Смех. Здесь он не таясь, предстает в своем главном амплуа, ведь ни одному полицейскому агенту в здравом уме не взбредет в голову плестись в художественную галерею – они не настолько идиоты, как принято считать.

Витольд фраппирует публику нарядом на манер рубберских трапперов, охотников за скальпами – пастушья шляпа с пером, наряд из кожи, с длинной бахромой и вышивкой. Он окружен хихикающими девицами.

Причесанный и смазанный бриолином Разила скалит острые зубы, с громким хлопком открывает шампанское, срывая бурную овацию.

Грегор с видом тонкого знатока поводит усиками и скрежещет, быстрыми движениями лапок делиться впечатлениями и тонкими замечаниями, переходя от картины к картине.

Сильвия отбыла два дня назад в составе экспедиции профессора Индианы.

От Регины никаких вестей, впрочем, их не было и раньше. Зато светская публика уже сплетничает насчет новой рыжеволосой пассии Лукисберга-младшего, которую он повез с собой в Ливадан. На съемки очередной серии «Имперских Хроник». Хороший сын Стиви продолжает отцовское дело.

И нет среди нас Ибиса, видимо опять занят своими рекламными делами.

Зато сегодня присутствует мрачный Кауперманн, не виделись с ним сто лет, все витал где-то в высших сферах, наш герой-гвардеец, одетый сегодня хоть и в черное, но в гражданское.

Еще один из героев моего гребаного романа. Впрочем, если верить Сильвии – никакой это не роман. И вообще, все это фантастика, выдумки. Бред воспаленного бесконечным наркотически-алкогольным угаром сознания.

Кауперманн внешне под стать моим мыслям – мрачнее тучи, смотрит на все из-за угла, баюкая в руке стакан.

А мне и самому тошно, нет ни времени, ни желания подойти к нему и поговорить.

Публика рассредоточилась по залам галереи группками по интересам. Я, как мотылек от цветка к цветку, порхаю от одной компании к другой, удачно шучу, легко завязываю разговоры и так же легко прерываю их, подхватываю с подноса Разилы бокал с шампанским… Выбиваю клин клином.

А вот еще одна история из прошлого – обворожительная Тамара, черная принцесса, причина нашего сегодняшнего междусобойчика. Автор всех этих работ, развешенных по стенам. Новая техника – икс-рэй коллаж, что-то фотографическое, связанное с передовыми технологиями. Я в этом совсем не разбираюсь. Но в эстетическом смысле – на мой вкус – как нельзя лучше соответствует всему тому, что окружает нас изо дня в день.

Выворотные изображения – белое на черном, черепа с темными впадинами глазниц, оскалы голых улыбок и кости, кости, кости – изгибы и излучины, заборы ребер и порочные овалы таза, раскрытая и избавленная от плоти структура момента, вывернутая наизнанку суть жизни. Показать то, что скрыто. Добраться до сердцевины. Вернуться к истокам. Просветить насквозь.