Кара Барбьери - Белый олень [litres]

Молодой лорд мог быть эгоистичным, сводившим меня с ума своим высокомерием, тщеславным, страстным, заботливым, обеспокоенным, поддразнивавшим, веселым. А еще он мог быть монстром. Но если и так, я была такой же.

Отец вертел в руках маленький ножик, железо едва касалось кожи. Даже учитывая костяную рукоять, держать его в руках, скорее всего, было бы невыносимо больно. Я прикусила губу, шрамы, покрывавшие все мое тело, начали нестерпимо гореть.

– Почему вы не дадите мне просто умереть? – спросила я нависавшую надо мной гоблиншу. В темной комнате было сложно определить, был ли красный цвет ее волос естественным или их покрывала моя засохшая кровь. Потому что моя кровь была повсюду.

– Если бы решала я, то так и поступила бы, – фыркнула незнакомка. – Но я лишь выполняю приказы. – С этими словами она вонзила еще один шприц мне под кожу, и я провалилась в забытье.

У сменившего ее гоблина мужского пола волосы были белыми и длинными настолько, что закрывали бедра. Его внимательный взгляд впился в меня с другой половины комнаты, пока я старательно притворялась спящей, так как чувствовала: стоит мне очнуться, как произойдет нечто ужасное. Однако смерть мне больше не грозила, жар спал и заражение прошло.

– Я знаю, что ты проснулась, – произнес гоблин. – Хочу, чтобы ты знала: здесь ты в безопасности. Я всегда защищаю своих.

– Все закончится очень быстро, – продолжил тем временем уговаривать отец. – И потом ты станешь свободной. Ты никогда не превратишься в монстра.

Я перевела взгляд ему за спину, на залитые солнцем янтарные волны пшеницы. Когда появились силы произнести хоть слово, голос показался незнакомым:

– А что ты понимаешь под словом «монстр», папа?

– Монстр, – прошептал он мне на ухо, обняв за плечи, – это любое существо, отличающееся от нас.

Затем выпустил меня, взвесил нож на ладони и протянул его мне рукояткой вперед. Глубоко вдохнув, я взяла оружие и приготовилась к мучительной боли. Однако железо не жглось, либо это ощущение полностью заглушали невыносимые душевные страдания.

Вытравленные на лезвии узоры восхищали, ручка была искусно выполнена в форме бараньего рога. Жаль, что такой красивый клинок предназначался для такого грязного дела.

– В этом мире полно монстров.

– Продолжай. – Голос отца казался довольным. – Сделай правильный выбор.

– Я вас очень сильно всех любила, – прошептала я. Затем быстро, пока страх или неуверенность не остановили меня, вонзила лезвие мужчине между ребер прямо в сердце. – Но ты не мой отец.

Он, хватая ртом воздух, удивленно распахнул глаза и рухнул на колени. Из пореза полилась кровь. Раненый схватился за грудь и вытащил клинок, но лишь ускорил приближение смерти. Он снова и снова выкрикивал одно и то же слово.

В конце концов мужчина в конвульсиях повалился на землю. Его глаза закатились, а рот приоткрылся, не произнеся обвинение до конца. Тело напоследок содрогнулось и превратилось в нечто, больше не напоминавшее отца, а скорее походившее на искаженное отражение меня самой, а затем развеялось по ветру. По моим щекам потекли слезы.

– Да, ты прав, я монстр. – Можно лишь пожалеть того безумца, кто забудет об этом. – Как и все остальные.

Как только я произнесла эти слова, мир растворился во вспышке белого света. Прежде чем я закрыла глаза, вспышка приняла форму оленя.

Когда я пришла в себя и осмотрелась, то обнаружила, что снова лежу на ледяной земле пещеры. Обрывки паутины и ползучих растений грудой лежали вокруг меня, заставив закашляться от поднятой ими пыли.

В ушах звенело, а в глазах двоилось. Синяки, полученные в сражении на скалах и от последовавшего падения, выцвели и приобрели уродливый желтоватый оттенок вместо ужасного пурпурного, а раны покрылись бледной подсыхающей корочкой. Я нахмурилась от этого зрелища. Порезы и ушибы выглядели так, словно прошло уже несколько дней, а не несколько часов.

Я посмотрела на ладони, отчасти уверенная, что они до сих пор покрыты кровью отца, но отсутствовали даже ожоги от гвоздя на кончиках пальцев. К горлу подступила тошнота. Все казалось таким реальным.

– Не завидую тебе, дитя. – Из темноты появился Доннар, длинный хвост волочился по земле.

– Что… Что произошло? – Я закашлялась. В и без того пересохшем горле першило от летавшей в воздухе пыли.

– Ты сделала свой выбор, – ответил альв. – И несмотря на то, что законы зимы предписывают мне оставаться беспристрастным в грядущей войне, считаю своим долгом сказать: думаю, решение было верным.

Мои лук с колчаном лежали рядом с одним из камней. Я подняла оружие, и его знакомый вес слегка приглушил растущее беспокойство.

– Было ли что-то из этого настоящим?

– Когда сталкиваешься с выбором между тем, что было, и тем, что будет, любой из возможных вариантов является настоящим. – Доннар нахмурился. – Ты предпочла будущее прошлому, хоть принятие решения и заняло много времени. – Я недоуменно моргнула: с момента, как темный альв поцеловал меня в лоб, не могло пройти больше пары часов. Он лишь сочувственно мне улыбнулся. – На самом деле несколько дней, дорогая, ничего сверхъестественного.

На Королевской Охоте за несколько суток могло произойти очень многое. Эта мысль заставила меня вздрогнуть. Сорен мог погибнуть. Или подумать, что мертва я. Он точно видел, как мы с Эльвирой упали в пропасть. Все то время, что я провела в забытьи, молодой лорд в лучшем случае бродил где-то один, без союзников, а в худшем – был убит. « Он очень сильный , – постаралась я убедить саму себя. – Он в состоянии выжить даже сам по себе ».

– Он здесь, внизу, – прервал мои мысли Доннар. – Твой гоблин. Я чувствую его. По запаху очень напоминает одного из тех, что приходил сюда раньше. Должно быть, его родственник.

– Что ты имеешь в виду? – Я нахмурилась.

– Это было очень, очень давно. – Альв пожал плечами. – Некоторые не могут вынести веса знания, которого взыскивают. Такие обычно живут недолго. Я бы на твоем месте не стал об этом переживать. В любом случае тот, кого ты ищешь, находится здесь, в пещерах.

– Что ты подразумевал, говоря о грядущей войне? – спросила я у повернувшегося ко мне спиной Доннара. Его слова не выходили у меня из головы. Он снова посмотрел на меня.

– В течение тысяч и тысяч лет ты сидела подле своего трона, глубоко вросшая корнями в землю. Спустя тысячи и тысячи лет эти корни были вырваны и уничтожены. Тысячи войн отгремели во имя твое, тысячи смертей были преподнесены тебе в дар. И каждый раз тебя вырывали из земли, и каждый раз ты вырастала еще более сильной, чем прежде. Однажды корни твои распространятся по всему миру, и когда это случится, они станут якорем, который удержит его на месте. Как я и говорил, не завидую я тебе, дитя.