Кара Барбьери - Белый олень [litres]

– Но как я могу считаться достойной? – Мои руки тряслись, но я даже не пыталась унять дрожь. – Достойной… такого?

« Ты воплощаешь гармонию и хаос. Вмещаешь тьму и свет. Они разрывают тебя напополам, заставляя делать выбор, но ты не поддаешься. Ты будешь всю жизнь брести по границе между мирами и инстинктивно ощущать тех, кто достоин твоего уважения, твоей мантии ».

– Но я не хочу… быть порабощенной, – выплюнула я. – Никем. Даже Сореном.

« Ты думаешь, я был рабом? – издал олень тихий звук, подозрительно напоминавший смешок. – Считаешь, что я не обладал мощью? Наоборот, все силы принадлежали лишь мне, а король гоблинов их только заимствовал. Когда же я считал его более недостойным, то немедленно покидал, оставляя лицом к лицу со смертью. Я самое могущественное существо на свете ».

Я сглотнула. Его слова имели определенный смысл с точки зрения баланса сил, однако сложно было взглянуть на ситуацию его глазами. И все же, стать белым оленем? Служа источником мощи для Сорена и тех, кто придет после его смерти? Жить вечно, пока не наступит срок погибнуть на границе миров и кто-то или что-то не займет мое место? А если этого никогда не случится? Продолжать существовать, бежать, умирать и восставать? Судить считавших себя богами созданий по людским меркам? Доказывать им, что прежде они были слабы, как новорожденные оленята?

– Это того стоит? – задала я глупый вопрос. Равновесие миров, распределение сил между всеми живыми существами – моя жизнь не имела никакого значения по сравнению со всем этим.

Когда я увидела оленя во дворце короля гоблинов, то сочла его символом рабства. Это было так давно, что казалось отголоском другой жизни. Нет, подобная судьба не казалась мне унизительной, только пугающей. Даже сейчас, стоя на заснеженной поляне между мирами, я была близка к панике, дрожа от осознания важности стоявшего передо мной выбора. Я могла получить власть выбирать правителя самой опасной расы в Пермафросте, власть решать, кто достоин получить принадлежавшую мне силу, власть создавать королей и лишать их трона.

В груди поселилось странное чувство, будто сердце было раньше заморожено и лишь теперь начало биться.

« Мне всегда предназначалась эта судьба, так ведь? »

Я не ожидала, что олень ответит на мой мысленный вопрос.

« Только ты сама можешь это знать, дитя. Понимаю, что будущее может пугать, да и выбор совсем не простой. Но решение за тобой: кому править и жить, а кому умирать, кому охотиться, а кому – исправлять ошибки и исцелять. Тебе решать ».

– Почему тогда ты позволил Лидиану убить себя? – выкрикнула я, и голос эхом отразился от пустых небес. – Как ты мог разрешить подобному монстру вогнать себе клинок в сердце?

« Он был достойным по-своему. Но теперь он мертв, как и я, и если бы не появилась ты, то мои силы тоже бы растворились. Но ты пришла, как и было предначертано. Мир, который склонялся передо мной, уже в прошлом, теперь наступает твое время. И с каждым твоим вздохом земли оживают, так что мощь твоего избранника невозможно отрицать ».

Я слегка улыбнулась. Силу Сорена невозможно было отрицать. Как и мою собственную. Если я смогла дать ему власть стать королем гоблинов, то сумею продолжать это делать. А когда срок его правления подойдет к концу, через тысячи лет, я справлюсь и с этим, и он примет свою смерть, как я приняла новую жизнь. Именно в этом заключался смысл Охоты: слабые черпали мощь от сильных, а старое уступало дорогу новому. Как земля становилась вдвойне плодороднее после сильного пожара. Я вспомнила запавшие глаза прежнего короля. Когда ему перерезали глотку, он погиб умиротворенным.

Именно такова была моя судьба: стать не гоблином и не человеком, а существом, которое бредет по границе миров и выбирает лучшее и худшее от каждого, решая, каким путем следовать. Мне было предназначено бежать вместе с ветром и сражаться вместе с огнем. Мне было предначертано быть спокойной, как вода, и прохладной, как земля. Я была тьмой и светом, гармонией и хаосом. Я не была ни гоблином, ни человеком, ни полукровкой, которого следовало убить из милосердия.

С той самой секунды, как мое новорожденное тело оказалось на границе, я выбрала жизнь. Теперь же мне предстояло выбирать среди самых сильных, причем основываясь не на презрении или возмездии, а на принадлежащей только мне способности видеть доброту за внешностью монстра и убийцу за безобидным человеческим обликом.

Я должна была принять свою судьбу. Если не ради себя или ради мира, так хотя бы потому, что никто больше не способен на подобное.

– Что нужно делать?

Олень положил голову мне на колени и испустил долгий вздох. Из его тела излилось серебристое мерцание, которое воспарило к небесам, образуя водоворот из ночной тьмы и звездного света, затем он распался на два туманных потока, которые окружили меня, подобно силам убитых мной существ.

Ослепительная боль пронзило все мое тело, пока смесь холода и тепла медленно не растеклась под кожей в хрупком равновесии. Ранее впитанная в сражениях мощь сплелась с черно-белой дымкой, окрашивая ее в разные оттенки, пока дух оленя не заиграл всеми цветами радуги.

Грациозное животное поднялось на ноги и склонило передо мной голову, а потом зашагало с поляны, постепенно отряхивая с себя прожитые годы, пока не превратилось в олененка, который вскоре исчез за горизонтом.

Мир затопил меня потоками звуков и цветов. Первое, что я заметила, было давление на горло, напомнившее о рабском ошейнике, надетом на меня сто лет назад. Затем поняла, что не ощущаю боли, а в воздухе разлит запах гоблинской крови. Третьим наблюдением стало то, что я лежала на месте, где умер олень, а на шею давит вес ожерелья из его рогов.

Я медленно поднялась, не обращая внимания на протянутые в качестве предложения помощи руки. Сложно было определить, кому они принадлежали, или сосредоточиться на них среди водоворота новых звуков, цветов и запахов. Яркий свет, проникавший сквозь кроны деревьев, играл на листве золотыми, коричневыми и серебряными бликами. Абсолютная серость пейзажа Пермафроста сменилась миллионами оттенков зеленого, голубого и фиолетового. В ушах громом отдавалось сердцебиение каждого живого существа. Прикрыв глаза, я сконцентрировалась на одном из них. Его сердце стучало громче всех остальных и так отчетливо, будто звало меня по имени.

Сорен стоял передо мной, зажимая раны. Я знала, что они скоро заживут, и, ощутив, как силы линдворма и убитых гоблинов забурлили под кожей, позволила им выплеснуться, а затем направила их теплый свет на исцеление сломанной окровавленной плоти.

Сделав шаг вперед, Сорен преклонил передо мной колено. Его мощь была моей мощью, а его боль – моей болью. Я чувствовала, как его тело задрожало от радости, а разум наполнился любопытством, вопросами и эмоциями, на которые, как мне казалось, гоблины не способны.