Марк Лахлан - Оборотень. Новая жизнь [litres]

Герти промокнула нос носовым платком. Макс заметил, что на нем появились новые следы крови.

– О, я имела в виду не большевиков, – сказала Герти, – а информацию, которая у тебя есть для господина оберштурмбанфюрера. То, что ему из-за занятости так и не удалось найти самому, а его люди оказались для этого слишком ненаблюдательными. То, о чем ты только что шепнул мне на ухо.

Она посмотрела Максу прямо в глаза, и у него появилось ощущение, будто его сознание – это большой дом, а эта женщина носится по комнатам, распахивая одни двери, захлопывая другие и быстро запирая на засов третьи.

Макс полез в нагрудный карман кителя.

– Да. Камень, – сказал он и вынул голыш.

– Сегодня утром Макс снова побывал на складах, чтобы еще раз взглянуть на ваши находки, и обнаружил там вот это. Его усердие могло бы служить примером для многих – вам следует стремиться к тому, чтобы таких преданных делу людей у вас было побольше.

Макс протянул камень фон Кнобельсдорфу.

– Просто удивительно, как его могли не заметить, – сказал он.

Фон Кнобельсдорф сразу же обо всем догадался – этот камень прятали от него. Однако оберштурмбанфюрер был не склонен огорчать фрау Фоллер, рискуя тем самым затормозить прогресс, наметившийся в его работе с ее появлением. Он осторожно взял камень двумя пальцами, большим и указательным, и внимательно осмотрел его.

– Что-то не похоже…

– Что ж, может и не похоже, – сказала Герти. – Но очень скоро эта вещь сделает вас бессмертным.

Смерть пришла к нему в виде океанских глубин. Кроу казалось, что он стал с водой одним целым, а ощущение невидимых холодных течений, которые подталкивали и тянули его, увлекало его все глубже, за пределы места, куда пробивался сверху свет.

Ощущение времени также было размыто. Остался лишь звук, бесконечная музыка прибоя, и Кроу казался себе одинокой нотой в грандиозной симфонии моря. И тут он вдруг ткнулся в берег и очнулся.

Кроу открыл глаза. Он находился на краю обширного водного пространства. Из бездонного синего неба на него в окружении звезд смотрела узкая полоска невероятно яркого месяца. Кроу нащупал пальцами очень плотный коричневый песок.

Старый профессор, один из его учителей, говорил, что ощущение личности начинается с осознания себя наблюдателем.

Кроу сел. Он был обнажен и до пояса находился в воде. Рядом с ним что-то плескалось. Он протянул руку и приблизил это к себе. Это была окровавленная шкура большого волка, почти не поврежденная.

Инстинкт не подталкивал его к движению, и Кроу не сомневался, что умер. Вялая размытость, поразившая его мышление с началом трансформации, и отделение сознания от тела после приземления во Франции – все это прошло.

Кроу много часов лежал на границе воды и суши, пытаясь осмыслить то, что произошло. В той действительности он потерпел полное фиаско. Он не только не нашел своей жены, но и не помог Харбарду в справедливой борьбе с нацистами. Теперь Кроу лишь надеялся, что его снова унесет в море, что он потеряется в его глубинных холодных течениях, превратится в ничто.

Он утратил чувство времени и не мог сказать, сколько пролежал здесь до тех пор, пока вдруг не заметил, что характер освещения изменился. Морской бриз донес до него новый запах: где-то что-то горело.

Кроу снова сел. Шкура по-прежнему качалась на воде рядом с ним. Внезапно она вызвала у Кроу отвращение, и он оттолкнул ее ногой. Однако шкура прочно намоталась на его ступню, будто навязчивый обрывок морских водорослей. Кроу не мог от нее освободиться и в конце концов сдался. Он встал и оглядел берег. Да, за кучкой приземистых деревьев горел костер, теперь это было очевидно.

У Кроу не было желания выяснять, кто развел огонь, однако и оставаться на берегу ему больше не хотелось. Он постоял некоторое время на месте и почувствовал, что замерзает. Нельзя сказать, что это было как-то особенно неприятно, но теперь у него, по крайней мере, появилась цель. Кроу поднял свою шкуру и зашагал по берегу.

Костер был небольшой, но разведен со знанием дела: обложен бортиком из гальки и горел ярко. Вокруг никого не было, и Кроу присел рядом, чтобы согреться и обсохнуть. Пляска языков пламени и тепло заставили его расслабиться, и голова наполнилась приятной пустотой, стала свободной от каких бы то ни было мыслей.

– Не возражаете, если я ненадолго присяду рядом с вами, Брат Волк? – Этот вопрос прозвучал на немецком языке.

Кроу очнулся от забытья. Перед ним стояла девочка лет восьми-девяти. На ней была влажная полосатая роба с бордовым треугольником на груди. Малышка была пугающе худой; на шее у нее были заметны свежие синяки.

– Присаживайся, – ответил Кроу.

Девочка присоединилась к нему в молчаливом созерцании огня. Ночь была просто чудесной. Воздух был наполнен ароматом кедров, в траве весело перекликались цикады. Через некоторое время девочка снова заговорила:

– Мне было очень холодно, Брат Волк. Я была в море.

– Теперь ты согреешься, – сказал он.

– Надеюсь. Вы очень добры, что поделились местом у вашего костра.

– Это не мой костер.

– Тогда чей же он?

– Не знаю.

– А мне можно присесть, Брат Волк? – Это был уже другой голос, мужской.

«У него явно венский акцент», – подумал Кроу.

Перед ним появилась новая фигура. Это был старик. Кроу заметил у него на голове надрез, из которого текла кровь, словно кто-то снял со старика скальп, будто крышку чайника, а затем поставил на место.

Кроу жестом пригласил его к огню, и мужчина сел.

– Это ваш костер? – спросила у него маленькая девочка.

– Нет, – ответил мужчина.

Он притих, задумчиво глядя на пламя. Кроу отметил, что и он тоже одет в полосатую робу, которую носят узники концентрационных лагерей.

Постепенно к ним присоединилось еще несколько человек, одетых так же. Здесь были мужчины и женщины, старики и молодежь. Через пару часов у костра собралось человек двенадцать, обоих полов и разных возрастов. «Смерть весьма демократична», – подумал Кроу.

Маленькая девочка сидела между ног очень худой женщины, и та расчесывала ей волосы растопыренными пальцами. У всех, кто пришел к костру, имелись те или иные повреждения, однако это были не боевые раны. Это были хирургические порезы головы или лица, но не зияющие, не открытые, как будто кто-то невидимой рукой вернул отторгнутую плоть на место. Кроу с легкостью догадался, где именно были получены эти раны.

По общему мнению собравшихся здесь людей, костер был очень хорош – он не демонстрировал признаков затухания и не нуждался в дровах, хотя и горел уже несколько часов.

– Как вы думаете, кто его разжег? – спросил мужчина в пропитанной кровью одежде.

– Не знаю, – покачал головой Кроу.