Олеся Строева - ДАзайнеры [litres]

– Вам бы только анекдоты травить, – отозвался «сам» («Царствие Ему Небесное», – автоматически вставил Кочубей). – Тошнит от осознания истины, как известно.

– Но погодите, получается, что этак люди лишатся своей природы. Ничего не нужно будет преодолевать, страдать, разочаровываться. И тут речь идет уже вовсе не о праздной скуке меньшинства или каком-нибудь «потерянном поколении», – встал со своего места бородатый плечистый мужчина со стаканом рома в руке. – По-моему драматургия многое потеряет.

– Предположим, все зададутся целью помыслить Дазайн, – перебивая здоровяка поднялся с первого ряда интеллигентного вида немец с квадратиком усов под носом. – Но ведь существование предшествует всякой способности его осмысливать и заканчивается, когда еще ничего не прояснено. Чего же мы добьемся? Бессмысленного страха перед неизбежным? Так он изначально был присущ роду человеческому, ушли тысячелетия на то, чтобы его завуалировать…

Его прервали другие члены БоСХ, которые начали вскакивать со своих мест и перекрикивать друг друга. Можно было разобрать только отдельные возгласы:

– Тем не менее нужна эволюция! – Нет, даже революция! – Ничего не нужно, все в рамках Игры, о чем вы тут толкуете?

Когда в этом шуме стало сложно что-то различать, председатель, похожий на Алексея Максимовича Горького, зазвонил в медный колокол.

– Господа, господа, успокойтесь. Позвольте мсье Кочубею аргументировать свою позицию.

– Признаться, я и сам долго размышлял над той ответственностью, которую мы несем за судьбу человечества в случае успеха запуска Колеса Кродера. И все аргументы, приводимые здесь глубокоуважаемыми представителями БоСХ, я также не раз приводил сам себе, – не совсем уверенно начал Кочубей, но затем его голос зазвучал убедительнее. – Тем не менее я пришел к заключению, что человеческий род вряд ли способен измениться без вмешательства сверхъестественной силы, а ему просто необходимо перейти на новую ступень эволюции. Иначе не возникнет новых целей более высокого уровня, а следовательно, и достижений. В данном случае я не говорю о научно-техническом прогрессе, он как раз не нуждается ни в какой поддержке. В экстренных мерах нуждается человеческий Космос, принцип Калокагатии, если хотите, его и необходимо восстановить.

– Мда, как подтверждает история, на добровольных основаниях человек не желает быть человеком. Тоталитаризм и диктат культуры – это единственное, что могло бы улучшить ситуацию, – задумчиво произнес симпатичный брюнет с бабочкой, в пенсне.

– Наверняка, из этого может выйти нечто экстраординарное, – поддержал его джентльмен с элегантной тростью.

– Ну, тогда я двумя руками «за», – вальяжно отозвался обаятельный франт английской наружности.

– Что же, предлагаю проголосовать, – приподнялся со своего места председатель в пенсне. – Кто «за» Проект Ремифологизации Дазайнеров, означенный в протоколе как ПРеД, просьба надуть белый шарик. Кто «против», соответственно – черный.

К крайнему удивлению Кочубея и Буффона (последний наблюдал за всем происходящим с верхнего ряда) все БоСХианцы достали из карманов шарики и принялись их шумно надувать. Затем каждый из членов собрания подвесил свой шарик над головой так, чтобы его выбор зафиксировали председательствующие. Без специального подсчета всем стало очевидно, что Проект получил поддержку большинства. Через несколько секунд белые шарики взвились в безоблачное лазоревое небо над амфитеатром и понеслись над кипарисами и древнегреческими развалинами куда-то прочь. Кочубей и Буффон следили за их полетом. Когда они опустили головы, амфитеатр был уже пуст, будто все персонажи произошедшего только что перформанса растворились в воздухе. Кочубей поднялся по ступеням наверх и приблизился к Буффону.

– Поздравляю, – протянул тот ему руку. – Я уж испугался, что прикроют нашу дазайнерскую контору.

– Уфф, – Кочубей вытер носовым платком пот с раскрасневшегося лица. – Я чуть ли не заново родился только что. Думал, закидают помидорами.

– Шариками, – засмеялся Буффон. – А ведь они меня почти убедили в бесполезности вашей затеи.

– Они кого хочешь убедят. Ну да ладно, только вот теперь еще страшнее. Не отвертишься, не убежишь, не спрячешься.

Буффон по-дружески взял Кочубея под руку, и они направились к выходу из амфитеатра, чтобы, преодолев пространство и время, вновь оказаться в Пустыне.

Кочубей встал с постели весь разбитый, так как накануне не мог уснуть из-за переполнявших его мыслей и чувств. День зимнего солнцестояния в Москве выдался на редкость мрачным и совсем не солнечным. Декабрьский сумрак легко мог бы вызвать депрессию даже у самого оптимистичного Дазайнера, но Кочубею было не до того. Внутри него все трепетало, как перед сложным экзаменом или защитой диссертации, во рту пересохло. Он торопливо выпил стакан воды, умылся, оделся и решил незамедлительно отправиться к Буффону и Даме, рассчитывая на завтрак в их компании. Едва справившись с внутренним волнением, он приложил кольцо с руной Хагель к двери своей квартиры и очутился в теплом и влажном микроклимате Пустыни.

– Йоль! – крикнул Буффон, взмахнув рукой. Дама напряженно повела плечами и приподнялась навстречу Кочубею.

– Ну, как настроение? У нас еще есть время выпить чашечку кофе, – он взглянул на большие часы, висящие на одиноком безлистом дереве (Пинкертон уже был отправлен в другую точку).

– Согласно астрономическим данным сегодня, 22 декабря, момент зимнего солнцестояния наступит в 10 часов 2 минуты 19 секунд, – отчеканил Буффон, глядя в записи своего оранжевого блокнота.

– Вот именно, – Кочубей подсел к столику.

– Доброе утро, – Дама подала ему блюдце с круассаном. Ее рука еле заметно дрогнула.

– Ничего, ничего, – успокоил ее Кочубей, отхлебывая кофе из тонкой фарфоровой чашки. – Фортунатто должен появиться на позиции минут через пятнадцать-двадцать.

– У нас все готово, – Буффон нацепил на голову агрегат с линзой.

– Сигнал увидите на южном направлении, – Кочубей указал в сторону, противоположную от дерева, – поскольку мы поменяли конфигурацию, это где-то вон там.

– С этим мы уже определились, – Буффон поднял с земли большой компас и положил себе на колени.

– Так, так, – Кочубей механически жевал слоеную сдобу, пытаясь собраться с мыслями. Дама беспомощно глядела на него, нервно теребя в руках салфетку. Он смахивал ежесекундно с колен падающие крошки, наконец, доев круассан, вытер с губ крем и подлил себе молока в кофе. – Ну, вроде бы все идет по плану, – жизнеутверждающе проговорил он, выпив одним глотком теплый напиток. Буффон, казалось, был абсолютно спокоен: он деловито настраивал линзу, крутя ее около правого глаза.