Екатерина Мекачима - За Северным ветром [litres]

Полоз многое молвил волхвам, а те, позабыв себя, Богу внимали. И теперь, спустя десять лет речей медовых, люди славили Полоза. Видел Змий, что сварогины ему верят. И думал Полоз о том, что, когда откроются Врата в Светомир, Перун спустится на братскую битву. Полоз обязательно победит его, и его, Полозову силу, признают, наконец, остальные Боги. И повернётся к нему Отец Сварог. И весь Свет преклонит перед Полозом колени.

Бог морей ведал и о том, что, когда придёт время, Драгослав и бессмертие у него попросит. И тогда Полоз заключит смерть Драгослава там, где её никто не найдёт; Бог морей заключит смерть царя вместе с его золотым Духом человека. Заключит там же, где хоронится и душа его любимицы Агнии. И обретёт, наконец, Агния своё счастье. И будут служить Полозу Драгослав и Агния вечно, а их дочь Злата будет трон мирской держать.

И воцарится во всём Свете Полозова власть, и цари других, неведомых, земель сами Полозу с поклоном явятся.

Малуша, укутавшись в тёплую шерстяную шаль, которую набросила поверх кроличьей шубки, вела Сбыню вверх по улице, что поднималась меж высоких каменных домов. День перевалил за половину, и стало смеркаться. Улица была безлюдна, и только фонарщик, стоя на лестнице, зажигал фонари.

– Душа моя, зачем же так торопиться? – с трудом переводя дыхание, говорил Сбыня.

– Мы опаздываем! – воскликнула Малуша и ускорила шаг. – Они уже собрались. Сегодня большой собор – даже сестра из Береса прибыла! Вспоминать будем.

– О, Боги! – сокрушался Сбыня, стараясь поспеть за женой. – Давай лучше к врачевателю сходим, душа моя?

– Ты мне всю душу этим врачевателем измотаешь! – покачала головой Малуша. – Сегодня послушаешь братьев и сестёр и сам вспомнишь!

– Хорошо, послушаю, родная. Только потом, как ты мне обещала, к знахарю пойдём! – напомнил Сбыня. – У нас с тобой уговор.

Но Малуша лишь махнула на мужа рукой и повела его в узкий переулок, который поворачивал после небольшого терема, огороженного забором. Переулок петлял между невысокими деревянными домами, пока не привёл к крыльцу двухэтажного каменного дома. Ставни окон были плотно закрыты, но сквозь узоры резьбы мерцал тёплый свет.

Малуша поднялась по ступеням и три раза постучала в дверь.

– Кто идёт? – отозвался из-за двери тихий женский голос.

«Даже дверь не открывают, – подумал удивлённо Сбыня. – Боятся? Но кого? Точно юродивые».

– Тот, кто помнит, и тот, кто забыл, но любит того, кто помнит, – ответила Малуша, и Сбыня печально вздохнул: совсем его Малуша разум потеряла.

Дверь тихонько отворилась, но цепочка осталась висеть. Выглянула женщина в платке: она внимательно посмотрела на Малушу, которая подозвала своего мужа.

– Мой муж со мной, Видана, – проговорила Малуша.

– Твой муж не помнит… как жаль, – пробормотала Видана и стала открывать замок.

– А зачем премудрости эти? – тихо прошептал на ухо жене Сбыня, пока Видана открывала дверь. Малуша удивлённо посмотрела на мужа.

– Чтобы тот, кто наслал забвение на людей, не узнал о том, что есть люди, которые помнят!

Сбыня сокрушённо покачал головой:

– Знахарей на вас не хватит в Солнцеграде, – проговорил он и тут же пожалел о своей шутке: Малуша обиженно поджала губы и отвернулась от мужа.

Видана, наконец, открыла дверь, и попросила гостей быстрее пройти в дом. Видана оглядела пустую улицу и закрыла дверь.

– За нами никто не шёл, – тихо проговорила Малуша. – Только на Рябиновой улице фонарщик зажигал фонари.

Видана испуганно взглянула на Малушу.

– Он точно не из… – Видана замолчала и драматически посмотрела на подругу.

– Нет! – прошептала Малуша, кладя руку на сердце. – Когда мы свернули у крайнего терема, он смотрел на фонарь, а не на нас.

– А куда ж ему ещё надо было смотреть-то! – воскликнул Сбыня. – Вы, бабы, совсем умы Сварогу отдали!

Видана подошла к Сбыне и сердито на него посмотрела.

– Очарованный, – скептически поморщилась она и понюхала воздух, будто надеялась учуять ворожбу. – Вокруг тебя тьма беспамятства.

Сбыня в ужасе смотрел на Видану.

– А вокруг тебя – тьма безумия, – пробурчал он и, взяв Малушу за руку, грозно сказал: – Мы уходим.

– Нет! – запротестовала Малуша и убрала свою руку. – Мы никуда не пойдём! Ты же обещал! Если ты не останешься на соборе, я к знахарю не пойду!

Сбыня устало облокотился на дверь и обхватил руками голову. Видана внимательно посмотрела на Малушу.

– Дело твоё, сестра, – проговорила она мрачно, – но все знахари, ты сама знаешь, кому служат.

Малуша же молча смотрела на Видану, всеми силами стараясь показать, что та её не понимает. Когда Видана поняла Малушу, смущённо опустила взгляд.

– Врачеватели – мудрые волхвы, людям служат, – пробурчал Сбыня, снимая свою шубу и вешая её на вешалку, что стояла у двери в небольшой прихожей. В правой стене располагалась дверь, а в центре прихожей поднималась вверх деревянная лестница, которую освещали свечи в настенных подсвечниках.

Сбыня помог раздеться Малуше, и Видана дала им войлочные тапки.

– Мы сегодня в светлице на втором этаже, – сообщила Видана и, строго посмотрев на Сбыню, проговорила: – Мы не пускаем на свои соборы тех, кто не помнит. Но ради Малуши разрешим тебе быть. Только прошу от всего сердца, – Видана положила себе на грудь обе руки. – Ничего не говори!

Малуша молящим взором глядела на мужа, и он нехотя согласился.

Видана повела супругов на второй этаж, в конце коридора которого располагалась большая светлица дома. Видана постучала три раза, им ответил мужской голос, и Видана с Малушей повторили все те слова, что уже говорили внизу. Сбыня с трудом подавил желание взять Малушу за руку и уйти.

Дверь открылась, и высокий молодой сварогин в белой рубахе пустил их. Сбыня удивлённо посмотрел на молодого мужчину: ему было немногим больше тридцати, крепко сложён, и в глазах не было безумия. Да что же это такое?

– Горан, – мягко представила сварогина Малуша. – Он помнит больше многих из нас! – восхищённо добавила она, и Горан строго на неё посмотрел. Сварогин с поклоном отошёл в сторону, пропуская гостей.

Светлица оказалась действительно большой: комнату освещали две люстры со свечами. В дальнем углу располагалась печь, украшенная изразцами. Окна, подле которых стояли невысокие скрыни, были плотно задёрнуты тяжёлыми багряными шторами; у глухой стены стояли полки с книгами. В центре комнаты находился большой дубовый стол, за которым на подвижных мягких лавках сидели десять человек. На столе лежал хлеб, стояла в горшках каша и кувшины с молоком и водой.