Дмитрий Байкалов - Живи, Донбасс!

— У меня нет, душа моя, — сказал дядя Ёсич. — Но вообще она не редкая, просто их давно не выпускают. Нужно поспрашивать у Перминова или у Сашка́, они деталями торгуют на рынке…

— Ой! — едва не завизжала от нетерпения Тишка. — А далеко до них?! Можно, мы сейчас…

— В субботу, — сказал дядя Ёсич. — В субботу я пойду на толкучку, душа моя. В субботу и спрошу… Почему ты так нервничаешь, Аня-маленькая?

«Аня-маленькая» — так Тишку называют взрослые, потому что она похожа на бабушку, которая тоже Аня. Говорят, что просто — одно лицо. Вылитые. И Тишка вдруг подумала, что бы сказала в этой ситуации бабушка. И что бы сделала. Бабушка, заслуженная учительница, которая выпустила «в жизнь», как она это называет, несколько тысяч человек, и умела принимать правильные решения в любой самой неправильной ситуации.

— Мне, — тихо, но твёрдо сказала Тишка, — надо сейчас. Очень. Леонид Иосифович, это важно. Не для игры, понимаете? Очень важно. Для всех.

И старый, седой и заслуженный дядя Ёсич вдруг почему-то растерялся. Он начал что-то суетливо перекладывать у себя на подоконнике, смотреть куда-то в сторону, даже полез переключать своё старинное радио и включил песню, которую Тишка никогда не слышала:

— Я не знаю… — вдруг сказал он громким и тонким голосом. Тишка никогда не слышала, чтобы дядя Ёсич так разговаривал. — Я не знаю, как тебе помочь, душа моя… Нет, я знаю! — он вдруг бросил отвёртку на подоконник, она откатилась в сторону и упала, но дядя Ёсич не обратил на это внимания. — Знаю, но для того, чтобы достать тебе этот кондёр… Тебе это правда важно?

И он уставился на Тишку большими из-за очков глазами. А радио в этот момент пело:

— Правда, — кивнула Тишка. — Очень важно. Очень нужно. Для всех.

И дядя Ёсич протянул руку и выключил радио.

А потом он долго ворочал его, чтобы добраться до задней крышки и снять её, и ковырялся во внутренностях, и грел паяльник, и ещё что-то делал, а Тишка терпеливо ждала и тискала в руках ставшую липкой конфетку «Взлётная».

И наконец дядя Ёсич закончил. Он взял выпаянную из приёмника деталь — это оказался маленький серебристый цилиндрик с ножками-антеннками — положил его в полиэтиленовый пакетик, тоже маленький, словно сделанный для гномиков, и кинул Тишке.

— Держи!

А она так разнервничалась, что сразу не поймала, выронила конфетку, захлопала себя по телу ладонями, пытаясь подхватить непослушный пакетик с конденсатором, и прижала его к ноге в самый последний момент, иначе бы он упал на землю.

— Поймала… — прошептала Тишка и выпрямилась. — Спасибо, дядя Ёсич! Большое спасибо!

— На здоровье, душа моя, на здоровье, — грустно улыбнулся дядя Ёсич в окне. — Раз очень нужно… Раз для всех…

И Тишка побежала обратно, а за спиной у неё стояла какая-то странная, непривычная, оглушительная тишина…

Тишка очень боялась не успеть. И вообще — очень боялась.

Что зелёного чебурашку на берегу почти высохшего ручья найдут и увезут в комендатуру.

Что на него набросятся бродячие собаки.

Что в него и его чудной зеркальный звездолёт попадёт мина, вдруг, случайно — а так всегда и бывает — прилетевшая с той стороны.

А когда очень боишься, всё получается не так, как хочется, всё валится из рук, под ноги подворачиваются все камни и бордюры, чтобы ты споткнулась, а на пути встречаются все знакомые, полузнакомые и незнакомые люди, чтобы остановить, задержать тебя, начать какие-то расспросы, интересоваться жизнью, делами или учёбой.

И через все эти камни и бордюры пришлось упасть, и со всеми этими людьми пришлось поговорить. Больше всего Тишку рассердил Покемон, её одноклассник и в общем-то друг, наверное, только Тишка ещё до конца не решила, так это или нет.

Покемон он в честь пулемёта ПКМ, а вообще-то Димон Савельев. Там долгая история была, как в семнадцатом году он поехал к родне в Ясиноватую, с пацанами лазил где нельзя и нашёл в канаве этот самый пулемёт. Нашёл, вытащил его, весь в грязи, и гордо понёс сдавать в местное МГБ. И по дороге его заметил патруль, и первое, что они сказали, была фраза: «О, “покемон”!» — потому что так — «покемонами» — бойцы называют «Пулемёт Калашникова Модернизированный».

А ещё Покемон писал стихи. Стихи — это Покемоновский пунктик. Он однажды даже в школьную стенгазету написал:

И его даже в местный Союз писателей позвали — посидеть, послушать. Вот со стихами он Тишку и тормознул.

— Привет! Послушай, я новое придумал! Круто, очень!

А у Тишке в голове всё звучала последняя песня из приёмника дяди Ёсича: «Быть может, на каком борту пожар, пробоина в корме острей ножа?» — и перед глазами зеркальный корабль Чебургена с дыркой от пули калибра 12,7 мм.

А тут Покемон со стихами. Но — пришлось слушать. Поэты, они такие. Обидчивые очень. Как девочки.

Покемон встал в стихотворную позу — ногу выставил и руку в сторону отвёл — и начал читать:

— Ну как, возьмут меня теперь в Союз писателей? — спросил Покемон, дочитав.

— Обязательно, — заверила его Тишка и, убегая, не удержалась от девчачьего ехидства: — Кто-то же должен там на заседаниях стулья расставлять…

— Какие стулья?! — обиженно закричал Покемон. — Я поэт!

— Поэт, поэт! — уже на бегу ответила Тишка. — Не слушай меня! Я по-шу-ти-ла!

Ничего плохого не случилось. Грустный Чебургена сидел себе да и сидел на берегу ручья. И корабль его зеркальный всё так же отражал траву и небо. А по небу всё так же плыли облака.

— Вот! — выпалила Тишка и перепрыгнула ручей. — Принесла. На!

Зелёные пальцы Чебургены осторожно взяли пакетик. Косые глаза съехались к переносице.

— Это замечательно, — сообщил Чебургена. — То, что нужно.

— Правда? — обрадовалась Тишка. — Это дядя Ёсич прямо из приёмника отпаял. Специально.

Чебургена сунул пакетик с конденсатором прямо в зеркальный корабль, в какой-то маленький и незаметный лючок, а взамен вытащил пульт.