Ннеди Окорафор - Бинти [litres]

– Вы же не против быстрого передвижения?

Я повернулась к Окву и вождю и перевела вопрос.

– Эти люди примитивны, – ответил вождь. Но и он, и Окву согласились взойти на борт челнока.

Стены и пол комнаты были нежно-голубого цвета, большие открытые окна впускали солнечный свет и теплый мягкий ветер. И там находилось десять профессоров, по одному от каждого университетского факультета. Они сидели, стояли, расхаживали взад-вперед, толпясь за длинным столом со стеклянной столешницей. И у каждой стены стояли солдаты в голубой униформе – голубая ткань, голубая раскраска, голубой свет. В комнате находилось столько разнообразных рас, что мне было трудно сосредоточиться. Но я должна, иначе будут еще погибшие.

Тот из профессоров, который заговорил, выглядел, как один из богов песчаного народа, и я едва не рассмеялась. Он был похож на паука, сделанного из ветра, серого и колеблющегося, словно он одновременно и присутствовал, и отсутствовал. Говорил он шепотом, который я тем не менее отлично различала, хотя он находился в нескольких футах от меня. И говорил он на языке медуз.

Он представился именем, что звучало вроде «Харас», и сказал:

– Скажите мне то, что вы должны мне сказать.

И внезапно все внимание обратилось на меня.

– Никто из вас никогда не видел таких, как я. Я – дочь народа, что живет на берегу соленого озера на краю пустыни. На землях моего народа пресной воды, той, что годится людям для питья, так мало, что мы не можем позволить себе расходовать ее на купанье. Мы моемся при помощи отжиза, смеси красной глины, которую добываем из нашей земли, и масла, что выжимаем из местных цветов.

Несколько профессоров-людей переглянулись друг с другом и кашлянули. Один из крупных насекомоподобных профессоров щелкнул своими мандибулами. Я нахмурилась, раздув ноздри. Впервые с начала моего путешествия со мной обращались так, как кушиты обращались с моим народом дома, на Земле. Это в каком-то смысле ободрило меня. Люди везде люди. Эти профессора ничем не отличаются от остальных.

– Я впервые рассталась с домом и семьей. До сих пор я никогда не покидала родного города, не говоря уж о Земле. Несколькими днями позже, в черноте космоса, все, кто летел со мной на корабле, кроме пилота, были убиты, многие – на моих глазах, народом, который воюет с теми, кто полагает мой народ чуть ли не рабами.

Я подождала, чтобы они это усвоили, затем продолжала:

– Вы и медуз никогда не видели. Только изучали их… Издалека. Я знаю. Я тоже читала о них.

Я шагнула вперед.

– Или, быть может, кто-то из вас или ваших студентов изучал жало, которое хранится тут, неподалеку, в музее оружия?

Я видела, как кое-кто из них стал переглядываться. Перешептываться. Других я не слишком хорошо понимала, чтобы определить, что они делают. По мере того как я говорила, я поймала некий ритм и впала в транс, как бывало, когда я решала свои уравнения. С той только разницей, что я отдавала себе полный отчет в происходящем, и вскоре из глаз полились слезы. Я во всех подробностях рассказала им о том, как взорвалась грудная клетка Геру, как я хватала еду со столов, и как заперлась в своей каюте и стала ждать смерти, и как эдан спас меня непонятно почему, зачем и как.

Я рассказала об Окву и о том, как помог завоевать ее расположение мой отжиз. Рассказала о холодном педантизме медуз, способности к концентрации и насилию, их обостренному пониманию чести и готовности выслушать собеседника. Я говорила – и сама удивлялась тому, что я говорила. И наконец, я сказала им, как они могут пойти навстречу медузам и предотвратить кровавую бойню, в которой не будет победителей.

Я была уверена, они согласятся. Эти профессора обладали знаниями, которых я и вообразить себе не могла. Они были вдумчивыми. Проницательными. Командой. Личностями. Вождь медуз выступил вперед и произнес свою заготовленную речь. Они не удалились в отдельную комнату, чтобы сделать это. Они сделали это прямо передо мной, Окву и вождем. Они просто встали из-за стола и стали совещаться.

А Окву, вождь и я просто стояли. Там, в моем далеком доме, старшие были сдержанны и молчаливы и никогда не обсуждали ничего у нас на глазах. Должно быть, и у медуз так повелось, потому что Окву передернула щупальцами и сказала:

– Да что же они за народ такой?

– Пусть придут к правильному решению, – сказал вождь.

В футе от нас, за стеклянным столом, профессора кричали друг на друга, заходились хохотом, тыкали друг другу в лица своими антеннами или издавали возбужденный стрекот, чтобы привлечь внимание собеседников. Один профессор, размером примерно с мою голову, перелетал из конца в конец группы, испуская светящуюся серую паутину, которая медленно поглощала его коллег. И этот безумный хаос принимает решение о моей дальнейшей судьбе, о моей жизни и смерти!

Я могла ухватить обрывки дискуссии об истории и обычаях медуз, о биологии и механике «Третьей Рыбы», об ученых, что привезли жало. Окву и вождь, казалось, не возражали против того, чтобы просто стоять и ждать. Но мои ноги вскоре устали, и я уселась прямо на синий пол.

Наконец профессора успокоились и вновь заняли места за стеклянным столом. Я встала, сердце, казалось, билось у самого горла, ладони вспотели. Я посмотрела на вождя и занервничала еще больше: его окуоко дрожали, голубизна их стала ярче и гуще, почти светящейся. А когда я взглянула на Окву, то меж ее окуоко заметила белеющее жало, готовое ударить.

Паукообразный Харас поднял две передние конечности и заговорил на языке медуз:

– От имени всех народов Оозма Уни, а также от имени университета я приношу извинения за действия группы наших сотрудников, что забрали у вас, Вождь Медуз, жало. Ученых, которые сделали это, найдут, исключат из университета и вышлют с планеты. Музейные образцы такого ранга высоко ценятся нашим университетом, однако могут быть приобретены лишь с разрешения народов, которым они принадлежат. В основе всех уложений Оозма лежит честь, уважение, мудрость и знание. Мы возвратим вам жало немедленно.

Ноги у меня ослабели, и прежде, чем я успела осознать это, я опять села на пол. Голова отяжелела и гудела, мысли путались.

– Прошу прощения, – сказала я на том языке, на котором говорила всю свою жизнь. Я чувствовала, как кто-то упирается мне в спину, поддерживая.

Окву.

– Я в порядке, – сказала я, оттолкнувшись руками от пола и поднимаясь. Но Окву продолжала прижимать щупальце к моей спине.

Ученый по имени Харас продолжал:

– Бинти, ты сделала честь своему народу, и я лично хочу приветствовать тебя на Оозма Уни.

Одной из своих конечностей он указал на женщину, сидевшую рядом с ним. Она, кажется, была кушиткой, а зеленое платье плотно облегало ее фигуру с головы до пят.