Ннеди Окорафор - Бинти [litres]

– Это Окпала. Она с нашего математического факультета. Когда ты устроишься, то, помимо лекций, она будет изучать вместе с тобой эдан. Окпала говорит, что ты совершила невозможное.

Я было открыла рот, но тут Окпала подняла руку, и я вновь закрыла его.

– У нас есть одна просьба, – сказал Харас, – мы, ученые Оозма Уни, хотели бы, чтобы Окву стала первой медузой, что обучается у нас, в знак дружбы между правительством Оозма Уни и медузами и возобновления мирного пакта меж медузами и человечеством.

Я слышала, как Окву за моей спиной заворчала, но тут заговорил вождь медуз:

– Кто бы мог подумать, что место, где обитает столько человеческих существ, способно выказать такое понимание чести и рассудительность.

Он помолчал и добавил:

– Я обсужу это с моими советниками и сообщу вам свое решение.

Вождь был доволен. Я могла понять это по его голосу. Я огляделась. Никого из моего племени. Я одновременно чувствовала себя частью чего-то большого, и очень одинокой. Поймет ли все это моя семья, когда я расскажу им о том, что случилось? Или они просто решат для себя, что я все равно что умерла и никогда больше не вернусь домой, и им остается лишь твердить друг другу, что я «совершила самую большую ошибку в своей жизни».

Я чуть покачивалась, стоя на неверных ногах, но все равно улыбалась.

– Бинти, – сказала та, которую звали Окпалой, – что ты теперь собираешься делать?

– Что вы имеете в виду? – спросила я. – Я хочу изучать математику и токи. Может быть, создам новый тип астролябии. Я хотела бы изучать эдан, и…

– Да, – сказала она, – все это так, но что насчет твоего дома? Ты собираешься туда возвращаться?

– Конечно, – сказала я, – я как-нибудь навещу, и.

– Я изучала твой народ, – сказала она, – они не любят чужаков.

– Я не чужая им, – сказала я, начиная раздражаться, – я.

И только тогда заметила. Косы мои лежали меж: лопаток, утяжеленные отжизом, но, когда я встала, один локон выбился и упал мне на плечо. Я чувствовала, как он щекочет кожу, а теперь его и увидела.

Я нахмурилась и застыла. Прежде чем меня постигло осознание, я успела погрузиться в медитацию, ветвя вычисления своего отчаяния. Там я и пребывала с какой-то миг, уравнения проносились сквозь пространство моего разума, словно ветер и песок. Рядом кто-то задвигался, и, все еще ветвя, я увидела, что солдаты уходят. Профессора встают, переговариваясь кто как умел. Все, кроме Окпалы. Она смотрела на меня.

Я медленно подняла прядку волос и, протянув ее сквозь пальцы, соскребла отжиз. Она сияла глубокой голубизной, точно небо на Земле в ясный солнечный день, точно Окву, точно остальные медузы, точно униформа солдат Оозма Уни. И она была прозрачной. Мягкой, но тугой. Я дотронулась до своей головы и нажала. То же ощущение, и да, волосы откликнулись на прикосновение. И иголочки, что покалывали кожу головы, успокоились. Мои волосы больше не ыли волосами.

В ушах звенело в ритме участившегося дыхания. Я все еще пребывала в трансе. Мне хотелось сорвать одежду и исследовать каждую часть моего тела. Увидеть, что еще изменил тот укол жала. Или не жала. Жало бы разорвало меня изнутри, как это случилось с Геру.

– Только это, – сказала Окву, – больше ничего.

– Это из-за них я вас понимаю? – спросила я невыразительно. Когда ты в медитации, твой голос звучит, словно шепот из темной глубокой норы. И оттуда же смотришь на солнце и небо.

– Да.

– Зачем?

– Нужно было, чтобы ты понимала нас, а другого способа нет, – сказала Окву.

– И ты должна была доказать, что ты и впрямь наш посол, а не пленник, – сказал вождь. Он помолчал. – Я вернусь на корабль, и мы примем решение касательно Окву. – Он уже направился к выходу, но обернулся: – Бинти, тебя всегда будут чтить среди медуз. Судьба управляет мной верно, она свела меня с тобой.

И он вышел.

Я осталась, в новом, странном теле. Не погрузись я так глубоко в медитацию, я бы кричала не переставая. Я была так далека от дома.

Мне рассказали, что новости о том, что произошло, распространились по всему Оозма Уни буквально за считаные минуты. Согласно им, некая человеческая особь женского пола из крохотного племени спасла университет от нападения медуз, пожертвовав своей кровью при помощи своих уникальных способностей к математической гармонии, а также магии предков. «Племя»: так они именовали этнические группировки людей, слишком удаленные и «нецивилизованные», чтобы отправлять студентов на обучение в Оозма Уни.

Следующие несколько дней я привыкала к тому, что люди удивленно таращились на мою окрашенную алым кожу и странные волосы. А когда они видели меня вместе с Окву, они напряженно смолкали и старались уйти поскорее. Скорее всего, я для них была странным и экзотическим образцом человеческой породы, а Окву – представителем воинственной расы, которая до последнего времени не вызывала ничего, кроме страха. Окву эта слава льстила, тогда как мне хотелось найти подходящую пустыню и углубиться туда, чтобы заниматься там науками в тишине и покое.

– Все люди страшатся безупречной и бескомпромиссной чести, – провозгласила Окву.

Мы с ней сидели в одной из библиотек города Оружейников, разглядывая пустую витрину, где когда-то содержалось жало вождя. Находившийся в трех часах лету от города Математиков город Оружейников был заполнен народом – и на улицах, и в плоских серых каменных постройках. Под каждым из этих строений находился как бы опрокинутый небоскреб, уходящий на многие мили в глубь земли, и только одни студенты да их профессора знали, что там изобретают, испытывают или подвергают разрушению. После того собрания именно сюда они доставили меня, Окву и вождя, чтобы возвратить жало.

Нас сопровождал некто, больше всего похожий на крохотного зеленого ребенка с корнями, что росли на месте головы; позже я узнала, что в городе Оружейников он был профессором. Именно он вошел в хранилище из чистого прозрачного хрусталя, размером пять на пять футов, и отворил его. Жало располагалось на верхушке хрустального постамента и походило на острый осколок льда.

Вождь медленно приблизился к хранилищу, протянул окуоко и выпустил мощный голубоватый султан дыма, чуть только окуоко коснулось жала. Никогда не забуду, как тело вождя из голубого стало прозрачным, чуть только жало вновь стало частью его. Осталась лишь одна голубая линия в том месте, где оно приросло; шрам, который всегда будет напоминать ему о том, что сделали ученые из Оозма Уни ради тяги к познаниям.

После этого, но перед тем, как вождь и остальные взошли на борт «Третьей Рыбы», которая должна была их доставить к их собственному кораблю за пределами атмосферы планеты, я по просьбе Окву склонилась перед вождем и положила себе на колено его жало. Оно было тяжелым и гибким, точно струя твердой воды, а конец такой острый, что, казалось, мог прорезать дыру в другое измерение. Я положила полную горсть отжиза на то место, которым оно приросло к основанию. Минуту спустя стерла излишек. Голубой шрам исчез. Их вождь обрел свою чистую королевскую прозрачность, к тому же у них есть полкувшина отжиза, что забрала у меня Окву, а отжиз исцеляет их плоть точно по волшебству; здесь они оставят одну из своих, первую медузу, что будет учиться в университете. Медузы покинули Оозма Уни в большем довольстве и благоденствии, чем прежде.