Рик Риордан - Тёмное пророчество [litres]

Мне даже было бы ее жаль, если бы она не хотела меня убить.

Пещера содрогнулась. Обломки мокрых сталактитов посыпались в озеро и забарабанили по бортам лодок. Из середины озера вырвался поток воздуха, всколыхнув причал и заполнив пещеру ароматом мандариновой помады.

Полицейский и смотритель парка сердито воззрились на меня:

– Ты взорвал Нанетт. Это было невежливо.

– Подождите! – завопил я. – Она, наверное, еще плывет назад. Туннель длинный.

Так я выиграл еще три или четыре секунды, но за это время хитрый план побега у меня так и не появился. Я надеялся, что смерть Нанетт по крайней мере была не напрасной. Мне хотелось верить, что взрыв уничтожил пещеру оракула, как того желал Трофоний, но абсолютной уверенности у меня не было.

Дрожащая Мэг еще окончательно не пришла в себя и о чем-то бредила. Нужно было поскорее вернуть ее на Станцию и усадить на Трон Памяти, но у меня на пути по-прежнему стояли две блеммии. У меня так закоченели руки, что справиться ни с луком, ни с укулеле я бы сейчас не смог. Вот если бы у меня было какое-нибудь другое оружие – сгодилась бы даже волшебная бразильская бандана, которой можно махать перед лицами врагов! О, если бы только ко мне хоть на время вернулась божественная сила!

Наконец смотритель парка вздохнул:

– Что ж, Аполлон. Что ты предпочитаешь: чтобы мы тебя сначала растоптали, а потом разорвали на части или наоборот? Это единственный выбор, который мы можем тебе дать.

– Это очень любезно с вашей стороны, – согласился я. А затем вскрикнул: – О боги! Посмотрите туда!

Вы должны меня простить. Я понимаю, что такой способ отвлечь врага описан во всех книгах всех времен и народов. На самом деле он старше даже папирусных свитков и впервые упоминается на глиняных табличках Месопотамии. Но блеммии купились.

Быстро «посмотреть туда» им не удалось. Они не умели оглядываться. Они не могли двигать головой отдельно от тела, поэтому им пришлось, перевалившись с ноги на ногу, сделать полный разворот на сто восемьдесят градусов.

Я не придумал, что делать дальше. Я просто знал, что должен спасти Мэг и выбраться отсюда. Пещера содрогнулась от повторного толчка, блеммии зашатались, и я, воспользовавшись моментом, спихнул смотрителя в озеро. В тот же самый миг от потолка отвалился кусок камня и упал прямо на него, словно гигантская градина из тучи с крупной бытовой техникой. Смотритель исчез под клубящейся пеной.

Я изумленно наблюдал за происходящим. Это точно не я обрушил на блеммию потолок. Просто повезло? А может, это дух Трофония скрепя сердце оказал мне последнюю милость за то, что я все-таки взорвал его пещеру. Расплющить кого-нибудь камнями – такой милости от него вполне можно было ожидать.

Полицейский ничего этого не увидел. Когда он повернулся ко мне, у него на груди было написано недоумение:

– Я ничего не… Постой. А куда делся мой друг?

– М-м? – отозвался я. – Какой друг?

Он пошевелил роскошными усами:

– Эдуардо. Смотритель парка.

Я изобразил замешательство.

– Смотритель? Здесь?

– Да, он был вот здесь.

– Понятия не имею, о чем ты.

Пещера вновь затряслась. Увы, камни больше не желали падать с потолка и давить моего последнего врага.

– Что ж, – проговорил полицейский, – видимо, ему пришлось уйти. Прошу прощения, но теперь мне придется убить тебя самому. Таков приказ.

– Безусловно, но сначала…

Но полицейский не собирался больше терять время. Он схватил меня за руку, прижав мою локтевую кость к лучевой. Я закричал. У меня подкосились ноги.

– Отпусти девочку, – застонал я, едва вынося боль. – Убей меня, а ее отпусти.

Такого я сам от себя не ожидал. Не такими я себе представлял свои последние слова. Я надеялся, что перед смертью у меня будет время, чтобы сочинить балладу о своих великих деяниях – очень длинную балладу. И вот в последний час я молю о спасении не своей жизни, а Мэг Маккаффри.

Мне бы хотелось думать, что все произошедшее дальше – моя заслуга. Что своим благородным жертвенным порывом я доказал свою ценность и призвал из иного измерения наших спасителей. Но скорее всего, они просто были неподалеку, искали Мэг и услышали, как я кричу от боли.

С душераздирающим боевым кличем три карпои [45]вылетели из туннеля и врезались прямо в лицо полицейскому.

Полицейский, шатаясь, заковылял по причалу, а три персиковых духа с воем царапали и кусали его как крылатые, пахнущие фруктами пираньи… хотя, судя по этому описанию, на пираний они были не очень-то похожи.

– Пожалуйста, слезьте с меня! – голосил полицейский. – Пожалуйста, спасибо!

Но карпои не слишком беспокоились о хороших манерах. Через двадцать секунд персиковой атаки от полицейского остались лишь прах, клочья ткани да волоски от усов.

Средний карпос выплюнул что-то, напоминающее пистолет несчастного. Карпос захлопал крыльями-листиками. Я решил, что это наш старый друг, которого мы зовем Персик, потому что глаза у него блестели злее всех и подгузник угрожающе набух.

Схватившись за сломанную руку, я сказал:

– Спасибо, Персик! Не знаю, как бы я…

Не обращая на меня никакого внимания, он подлетел к Мэг и, заскулив, погладил ее по волосам.

Два других карпои изучали меня с голодным блеском в глазах.

– Персик, – всхлипнул я, – ты можешь сказать им, что я друг? Пожалуйста!

Персик безутешно выл. Он сгребал землю и камешки вокруг ног Мэг, словно она была деревцем, которое следовало посадить в землю.

– Персик! – снова позвал я. – Я могу ей помочь, но нам нужно отнести ее обратно на Станцию. Трон Памяти…

К горлу подступила тошнота, и все вокруг завертелось. В глазах позеленело.

Когда зрение ко мне вернулось, я увидел, что карпои выстроились в ряд и смотрят на меня в упор.

– Персики? – требовательно спросил Персик.

– Да, – простонал я. – Нужно как можно быстрее доставить ее в Индианаполис. Если ты и твои друзья… Хм, кажется, нас так и не представили. Я Аполлон.

Персик указал на своего товарища справа:

– Персики.

Затем на демона-младенца слева:

– Персики.

– Ясно. – Я старался ни о чем не думать. Боль от руки уже подбиралась к челюсти. – А теперь слушайте. У м-меня есть машина. Красный «Мерседес», тут, недалеко. Если доберусь до него, отвезу Мэг на… на…

Я взглянул на сломанное предплечье. Оно постепенно окрашивалось в красивые оттенки фиолетового и оранжевого, как закат над Эгейским морем. Я понял, что никого никуда отвезти не смогу.

Разум начал погружаться в море боли, раскинувшееся под этим прекрасным закатом.

– Я на минутку, – пробормотал я.

И отключился.

Я мало что помню о поездке назад.