Альвдис Рутиэн - Между [litres]

Четыре камня, уложенные в немереной древности Бендигейдом Враном, были их кругом. Четыре стороны человеческого мира. Четыре сословия – жрецы, воины, земледельцы и низшие. Четыре… много чего. Человек любит делить свою жизнь на четыре части. Детство, юность, зрелость, старость; зима, весна… Вран был мудр, дав людям только четыре камня.

Второй круг.

Круг сидхи. В мире людей он невелик, люди видят лишь Висячие камни, возведенные нечеловеческой мощью. Людям не дано узреть, что этот круг огромен – только не в их мире. В Аннуине и Авалоне, в преисподней Нудда и сияющих чертогах небесного Бели… в лесных чащах и на вересковых пустошах, даже в пламени очагов и уютном тепле овечьих закутов – везде, где обитают сидхи, нелюдь, Добрый Народец… и народец совсем недобрый – везде высились эти врата, врата меж их миром и царством людей, везде собрались в этот день добрые и злые, жадные и щедрые, прекрасные и уродливые, высящиеся над горами и прячущиеся под шапкой желудя.

Третий Круг. Или, быть может, его и следовало именовать – Первым?

В мире людей он был лишь полукружьем. Вторая его половина стояла в ином мире.

Круг богов. Или – тех, кто могущественнее заложников жертв и святилищ.

Марх снял с плеч Эссилт меховой плащ, одними губами шепнул: «Иди, девочка. Пора. Удачи!»

Она уже не слышала мужа – и не видела толп людей, расступающихся на ее пути.

В белизне снегов и сиянии солнечных лучей, в ожерелье и диадеме, сотворенных лучшим из мастеров, она сейчас не была супругой Марха и королевой Корнуолла. Она была неизмеримо выше.

Круг людей кончился, Эссилт шагнула в иные миры. Во все разом. Прежде ее бы это испугало, но после Самайна, проведенного с Сархадом, она уже не страшилась ничего. Нелюдь? – Араун уже предлагал ей власть над этим миром, и она отказалась. И уже нельзя удивить ее мирами, перетекающими один в другой, будто смешиваются пресная и соленая вода в устье реки.

– Эссилт! – она увидела летящего к ней Сархада.

Королева счастливо улыбнулась, Ворон ударился оземь, сменил облик, на миг ответил ей той же улыбкой и – указал глазами на белую лошадь и белого волка, мчащихся к ним.

– Итак? – сощурившись, спросил Седой.

Сархад молча протянул руки обеим женщинам: правую – Эссилт, левую – Рианнон.

Седой сделал то же.

– Делай, что задумал, – кивнул Белый Волк. – Я помогу.

Творчество. Творение. Растворение.

Влажная и чуть дрожащая рука моей Эссилт. Девочка ждет чуда и страшится неизвестности.

Холодная, спокойная рука Рианнон. Эта – готова быть моей, только – зачем она мне?

Стоп. Не думать об этом. Не сейчас. Не при Рианнон.

Седой ждет. Он знает, что я должен сделать? Он готов помочь… но в чем?

Он знает. Хорошо бы и мне знать…

Чего я хочу? Быть рядом с Эссилт. Я получил свое.

Но я обещал чудо – обещал Врану. Обещал Прайдену и Аннуину. Только вот не приходит сила по приказу… как не приходит вдохновение по чьей-то воле.

Я должен…

Не знаю. Не могу. Не вижу.

Ладно, тогда иначе.

Моя маленькая Эссилт ждет чуда. Я ничего не должен ни Врану, ни Арауну. Я просто хочу порадовать Эссилт.

Рассказать ей сказку, как ребенку.

Взгляни, Эссилт: для людей эти камни безмерно тяжелы. Пройдут века и тысячелетия, а Младший Народ будет гадать, как же мы смогли воздвигнуть эти врата и зачем.

Я расскажу тебе, моя маленькая королева. Ведь я был среди многих строителей – еще юношей по вашему счету.

Они были легки, Эссилт. Эти глыбы повиновались заклятиям так же легко, как травы покорно сгибаются под ветром.

Ты спрашиваешь, что за заклинания мы пели?

Не знаю.

Не смейся: я действительно не знаю. Когда поешь от счастья – то помнишь ли слова? Способен ли в час горя повторить напев запредельной радости?

Ты знаешь ткачество и вышивку, Эссилт. Ты знаешь радость, когда узор, доселе бывший лишь в твоем воображении, соединяется с полотном. Представь себе: мы – боги, сидхи, Вран – творили тот же узор. Только нашим полотном были миры. Мы связывали их так, как теперь люди рисуют двух зверей, немыслимо переплетенных змеиными шеями.

Тяжела ли тебе игла, Эссилт? Много ли нужно сил, чтобы поднять нить?

Нам было нужно не больше.

Шел снег. Легкие белые снежинки тончайшим кружевом спускались с неба, и эти нерукотворные узоры таяли, касаясь земли.

Снег нисходил на землю, мириады белых точек плыли вниз… завораживая и зачаровывая… и уже казалось, что навстречу белым искрам воздуха сияют золотые искры на глыбах камня, и если серебро снега плывет с небес, то золотые искры стремятся вверх, и тяжелейшие камни воспаряют, поднятые этими искрами, как тянется пар от воды холодным утром.

Нисходящая белизна и парящее золото… – а вместе с ним и поднявшиеся над землей камни, позабывшие о том, что они тяжелее всего на свете.

И то, что исполинские камни движутся над землей, – это сейчас никого не удивляло. Это было единственно возможным.

Выше, выше тянут камни искорки.

Вниз, вниз летит легчайший снег.

Два потока – вниз и ввысь.

Два медленных движения.

И между ними – словно раскрывает лепестки чистейший цветок.

Серебряно-золотое кружево сгущается – и возникает мерцающая Чаша.

Грааль. Котел Керидвен.

Высшая святость. Высшая мудрость.

Высшее сокровище Аннуина и Прайдена.

Святой свет.

Язычники называют его своим именем, поклонники нового бога – своим. Но эта святыня – для всех.

Кто-то опускался на колени, воздевая к небу руки в молитве; кто-то перебирал обереги на груди; кто-то просто не мог сдержать слез тихого счастья, и по лицу бывалых воинов текли слезы, и они не стыдились их.

Грааль не был ни близким, ни дальним. Он был со всеми и везде.

Жадным до пиров он представал воплощением изобилия изысканных яств и хмельной браги, для тех же, кто не ищет радости брюху… он был иным.

Он был счастьем, мечтой, надеждой… постижением мудрости.

Он – был.

Во всех мирах, с добрыми и злыми, с мудрыми и глупыми, с великими и малыми…

Но снег пошел гуще, золотые искры стали гаснуть, и всё отчетливее темнел Хоровод Великанов, стоящий там же, где и века назад, века вперед.

Да и разве может воспарить такая махина? Никаких чародейных сил не хватит поднять ее.

Образ мерцающей светом Чаши растворился в надвигающейся метели.

Люди кутались в плащи, подумывая, что обряд – обрядом, но им пора… Забренчала сбруя, всадники группами спешили прочь.

И хотя каждый из них уже думал о сегодняшних делах, но в сердце – даже огрубевшем от ярости битв – навсегда оставался Хоровод Великанов, парящий в золотых искрах, и сияющая Чаша.

Сархад, кляня себя за безрассудство, ринулся следом за Граалем. Он и сам не мог бы ответить, почему хочет снова увидеть его, снова поговорить с Враном, – сейчас, когда простое желание увидеть Эссилт обернулось чудом… высшим из чудес, которое он видел.