Себастьян Кастелл - Чёрная Тень [litres]

– Как ты сегодня себя чувствуешь? – спросил я.

Мальчик пожал плечами.

– Мне все время жарко, и я много потею.

Я показал на линии вокруг его глаза:

– Болят?

– Иногда. А еще они извиваются и жгутся.

«О предки! Бедный малыш!» – подумал я.

– А когда болит глаз, ты… ты видишь что-нибудь странное?

Он покачал головой.

– Может, слышишь что-то необычное?

Он снова покачал головой, приподнялся на локтях и прошептал:

– Иногда они слушают.

– Что слушают? Тебя?

– Нет, – он осмотрелся, убедился, что в палате больше никого нет, и сказал: – По-моему, они подслушивают через меня.

– Сейчас тоже?

Он снова покачал головой и потрогал глаз пальцем.

– Только когда жжется. – Его нижняя губа задрожала, и он спросил: – Ты можешь сделать так, чтобы это закончилось? Мне не нравится, когда они подслушивают.

– Конечно, Тайн… – я заколебался, вспомнив, что Сенейра терпеть не могла, когда ей говорили, что все будет хорошо, если это было не так. Много толку было от того, что родители всю жизнь лгали мне про Черную Тень? – Тебе пока надо быть храбрым, Тайн. Я попытаюсь понять, что с тобой происходит, но пока тебе нужно быть храбрым.

Губа у него задрожала еще сильнее, но потом он спросил:

– Как Сенни?

Я кивнул.

– Как она?

– Хорошо, – сказал он.

Я помялся еще несколько минут, не зная, что еще сказать или что еще для него сделать. Вернулся Берен со стопкой полотенец и начал обкладывать ими Тайна. Мальчик посмотрел на меня.

– Келлен?

– Да?

Он обнял себя руками, и румянец лихорадки проступил у него на лбу и щеках красноватыми пятнами.

– Тебе лучше уйти. По-моему, они снова хотят подслушивать.

– Не обращай на них внимания, Тайн, – сказал я. – Подумай о чем-нибудь другом. Думай о Сенни.

– Тебе лучше уйти, – повторил он. Радужка его глаза начала чернеть, и малыш часто заморгал. А потом прошептал: – Теперь они видят тебя, Келлен.

Когда я вышел из комнаты, слова Тайна продолжали звучать в моей голове. «Теперь они видят тебя, Келлен». Будто демоны, проникавшие в малыша через Черную Тень, как-то особенно интересовались мной.

А я-то гадал, может ли моя жизнь стать еще хуже. Видимо, может.

Я кое-как нашел в лабиринте коридоров лечебницы путь наружу. Мне внезапно стало казаться, словно за мной повсюду следили чьи-то глаза, и я ускорял шаг всякий раз, как из-за своего таланта потеряться в трех соснах сворачивал куда-то не туда. Добравшись до выхода, я едва не сбил с ног какого-то врача и выбежал на прохладный вечерний воздух.

Дыши, сказал я себе. Просто дыши и перестань воображать, будто за тобой гонятся демоны.

Я шел по улице, пересекая проспекты, опоясывавшие Академию, и все еще был не в силах избавиться от странного чувства, что за мной следят.

Дом Сенейры находился в противоположном направлении от центра города, поэтому я большую часть пути проделал по пустынным улицам. Если бы мне кто и попался по дороге, они запросто могли бы оказаться ищейками. Я свернул в первый же проулок, потом еще в один, пока не нашел темную подворотню, куда и нырнул. Через несколько мгновений из-за угла появился человек в плаще с капюшоном, примерно моего роста и телосложения. В руках у него было нечто вроде железного прута дюймов восемнадцати длиной.

– Тебе нужно знать обо мне две вещи, – сказал я, выходя из тени.

Он резко повернулся ко мне и занес оружие над моей головой, явно давая понять, что стоит мне шевельнуться – и он нанесет удар.

За последние несколько месяцев я научился у Фериус тому, что страх – это не порок, а испуг – самоубийство. Поэтому улыбнулся незнакомцу своей лучшей улыбкой.

– Во-первых, в последние несколько месяцев моя жизнь была не сахар.

– А может стать еще хуже, – предупредил мой преследователь – и здорово мне помог. Тогда-то я и понял, что он пытается говорить несвойственным ему басом, а это значило только одно: он почти наверняка не был магом-ищейкой или наемным убийцей.

– А во-вторых, я не тот, с кем стоит драться.

Технически я даже не соврал – обычно я просто заливал противников собственной кровью. Спросите Конопатого.

Я не мог разглядеть лицо моего преследователя, скрытое тенью от капюшона, но, судя по его неуверенной позе и тому, как он переминался с одной ноги на другую, словно ожидая, что я вот-вот на него наброшусь, в кои-то веки мой блеф удался, и он поверил, что я опасный человек.

– Ты лжец, – объявил он.

Вообще-то он прав.

– Где же еще я солгал?

– Ты не троюродный брат Сенейры.

Либо он был среди тех, с кем я разговаривал, либо же подслушивал.

– Четвероюродный, – поправил я.

– Все равно ложь, – он поднял свой железный прут повыше. – Скажи мне, кто ты такой, или я…

Я уже открыл мешочки у себя на поясе и запустил пальцы в магические порошки. Я не сомневался, что, если уж дела пойдут совсем худо, я смогу разделаться с этим парнем, но нутром чуял, что лучше этого не делать.

– Может, я скажу тебе, кто ты такой?

Он не поверил своим ушам.

– Ты о чем? Ты меня не знаешь. Мы никогда не встречались.

– Верно, – согласился я. – Но я провел последние несколько часов в Академии и беседовал с профессорами и студентами, которые знают Сенейру. И знаешь, что я узнал?

Он немного поколебался, догадываясь, что здесь какой-то подвох, но не мог сообразить, где именно.

– Что?

– Ее не особенно-то любят. Конечно, они уважают ее ум, но по большей части считают, что она богатая, напыщенная и надменная.

Он сильнее сжал свой железный прут.

– Ты чушь несешь! Сенейра совсем не такая! Она…

– Расслабься, Ревиан.

Он застыл, внезапно оглянувшись посмотреть, не наблюдает ли кто за нами. Видимо, здесь не принято, чтобы богатые ученики Академии хватали железные пруты и нападали на людей.

– Откуда ты знаешь? – спросил он робко, и его голос теперь звучал выше и естественнее.

– Я немного преувеличил про мнение одноклассников о Сенейре. Она им нравится, но не настолько, чтобы они выпытывали, как дела у моей четвероюродной сестры, которой несколько недель не было на занятиях. Никто даже не спросил, чем она болеет и можно ли ее навестить. А ты целый час следил за мной, а теперь едва не набросился на меня с прутом, подозревая, что я задумал причинить ей боль.

– А ты задумал? Если так, то…

– Я друг, – выпалил я. – Правда, не очень близкий, наверное, но я пытаюсь ей помочь. Это правда.

Ревиан долго смотрел на меня, а потом опустил оружие.

– Ты ее видел? – спросил он. – Ну… как она?

Голос у него был встревоженный и печальный. Нет, не печальный – полный отчаяния. Он знал про Черную Тень Сенейры.

– С ней все хорошо, если не считать… ее болезни, конечно.

Он кивнул.