Марина Ясинская - Лестница героев

– Что значит живые? – нахмурился тот.

– Мой летный камень их ощущает. Не могу лучше объяснить, – развела девушка руками.

Тристан с сомнением посмотрел на осколки, потом на Нику.

– Ты уверена? – наконец подозрительно спросил он.

– Нет, – честно призналась Ника. – Но… но мне кажется, что стоит хотя бы проверить.

Тристан задумчиво кивнул, не отводя взгляда от осколков. А затем…

Затем авион вдруг резко дернулся, чуть проехал вперед – и замер.

И сделал он это не потому, что так хотела Ника.

На мгновение девушке показалось, что она забыла, как дышать. Она посмотрела на Тристана и увидела, как на его лице впервые за последние дни появилась так хорошо знакомая ей самоуверенная и слегка насмешливая улыбка.

Первую попытку они совершили поздно ночью, чтобы было как можно меньше свидетелей.

Эти несколько часов оказались поистине мучительными. Глядя на Тристана, Ника невольно вспоминала свой самый первый полет с мадам эр Винна. Ей казалось, что хуже опыта и не придумаешь. Но сейчас она понимала, что ошибалась.

Авион передвигался рывками, то набирал скорость, то резко сбрасывал, а когда наконец Тристану удалось биплан поднять, то он не сделал и круга, почти сразу же опустился на землю. И так – несколько раз.

Ника нервно кусала губы и молчала. Ей хотелось утешить Тристана, сказать, что, конечно, на осколках аэролита летать очень тяжело, но она терпела. Рей Дор и так это понимает, а утешения его только разозлят. И потому Ника сидела в пассажирском кресле, нервничала, волновалась – и молчала.

– Все равно как заново учиться ходить, – сказал наконец Тристан, весь взмокший от усилий, когда они приземлились после очередного, очень короткого и очень низкого круга над базой. – И причем ходить не на ногах, а на костылях…

Ника невольно поморщилась. Когда она обрадовалась, что осколки аэролита живы, то совершенно не подумала, что сломанные вещи всегда хуже целых. Сразу надо было понять, что осколки не дадут такой же мощи, как целый аэролит. Наверное, рей Дор постоянно ощущает этот колоссальный контраст между тем, как было и как оно сейчас.

«Может, лучше вообще не летать, чем так?» – задалась Ника про себя вопросом.

– Разумеется, летать с осколками – это… – начала было девушка, но Тристан ее нетерпеливо перебил:

– Дело не в осколках. Да, конечно, они слабее целого аэролита. Но у меня ничего не получается по другой причине. Мне страшно, и летный камень это чувствует.

– Страшно? – не поняла Ника.

– Да, – глухо подтвердил Тристан. – Мне страшно летать.

Ника растерянно молчала, не зная, что сказать. Страх летать и авионеры – это вещи несовместимые!

– Может, тогда лучше не надо? – неуверенно спросила она.

Тристан покачал головой, глядя прямо перед собой, а потом упрямо заявил:

– Страх – это всего лишь плохая привычка, от которой можно избавиться. И потом, лучше летать хоть как-то, чем быть прикованным к земле. А к костылям я приспособлюсь. Еще и танцевать научусь, вот увидишь! – подмигнул он Нике и вновь повел авион к летной полосе.

– Что вам, рей Дин? – спросила капитан эр Ната с таким видом, словно хотела поскорее от него отделаться.

Вальди стиснул зубы. Он и именно он пробрался уже на полдюжины кораблей и освободил пленников. Не то чтобы он ожидал от капитана восторженных «спасибо», да и делал он это не ради благодарности, но могла бы стать с ним самую малость полюбезнее!

– Мадам капитан, я думаю, так продолжаться долго не может. Мы зачистили уже семь кораблей, и со дня на день остальные поймут, что происходит. И тогда нам конец.

– Благодарю. Без вас мы бы об этом и не подумали! – фыркнула капитан.

– Тогда, может, вы подумали и над тем, что делать? – довольно нелюбезно буркнул Вальди, не совладав с раздражением.

Капитан эр Ната помрачнела и огрызнулась:

– Только перед вами я еще и не отчитывалась.

«Значит, плана у нее нет», – сделал вывод Вальди. Впрочем, это было очевидно и до разговора.

– А у меня есть предложение.

– Да что вы говорите? – иронично протянула капитан.

Поняв, что бессмысленная пикировка может продолжаться до бесконечности, Вальди сразу перешел к делу.

– Надо дать команду так, чтобы охватить монкулов сразу на всех кораблях. Ну или хотя бы на большем их количестве, – заговорил юноша, рассчитывая сейчас даже не столько на капитана эр Ната, сколько на тех, кто был неподалеку и прислушивался к их беседе. – Набираем скорость и выводим корабль в центр флота. Там надсмотрщица монкулов забирается на вершину мачты и отдает команду, но не просто так, а через рупор. Если выберем для этого момент, когда воздух будет особенно влажным, то можем охватить до мили. Основная масса кораблей будет в этом радиусе.

– И это весь ваш план? – ледяным тоном осведомилась капитан.

– Да. Что скажете?

– Скажу, что это безрассудная авантюра.

– Но других вариантов никто не предлагает, а делать что-то надо!

Капитан эр Ната вместо ответа демонстративно развернулась к Вальди спиной и завела разговор с одной из офицеров.

Разозленный и раздосадованный, Вальди отошел к корме и, облокотившись на поручни, уставился на свинцовые волны. Вот и старайся потом для общего дела!

К юноше подошла надсмотрщица монкулов, встала рядом.

Вальди нехотя на нее покосился и снова уставился за борт; настроения разговаривать у него совершенно не было.

– Я слышала твой план, – тихо сказала надсмотрщица. – И я считаю, что он хорош. Хоть и крайне рискованный. Но у нас нет выхода – только рисковать.

– Скажите это капитану эр Ната, – мрачно усмехнулся Вальди.

– Вот как раз ей-то мы и не скажем, – неожиданно ответила дама и подмигнула. – Все сделаем сами, а потом поставим перед фактом. Что скажешь?

Чем меньше оставалось времени до дуэли, тем труднее становилось общаться с обитателями базы.

Одни смотрели на Нику соболезнующе и говорили с ней с той особой, мягкой интонацией, которую приберегают для смертельно больных, что безумно Нику раздражало. Она понимала, что люди пытаются проявить сочувствие, но от этого только чувствовала себя еще более обреченной. А еще девушку злило, что они не верят в ее победу. Уже списали со счетов и разве только не пустили подожженные бумажные авионы с края обрыва!

Другие же, напротив, поглядывали на Нику откровенно недоброжелательно, а порой и не стеснялись высказать свое недовольство вслух. Девушку и так не до конца простили за «Грозу» и Тристана, а теперь, наблюдая за ее упражнениями в воздухе, они убеждались, что победить она не сможет, и открыто заявляли, что нечего ей было высовываться, лучше бы полетел кто-нибудь другой, более опытный.