Марина Ясинская - Лестница героев

Ансель невольно улыбнулся; из уст Лисы это замечание прозвучало совсем не обидно.

– А когда баржа совсем потонула, он стал нырять под воду, чтобы вытащить тех, кто не мог выплыть из трюмов сам, – продолжила рассказывать девочка, которую так и переполняли эмоции. – Находить людей под водой у него получалось не с первого раза, но он продолжал нырять, пока не доставал кого-то еще, и потом тащил их к берегу. Один раз он перепутал и вытащил какой-то мешок. Он очень расстроился и сказал, что вместо него мог бы быть человек. Последний раз, когда он вернулся на берег, я видела, что у него губы были совсем синие от холода, и, кажется, он очень устал, но опять пошел в воду. Сказал, что там еще много людей застряло. Я видела, как он нырнул, и… – Голос девочки прервался. – И потом я его ждала-ждала, но так и не дождалась. Я бы и еще подождала, но меня увели с собой санитары, хотя я совсем ничуточки не плакала и не хотела уходить… Я его обязательно найду, чтобы сказать ему спасибо, а то я… я как-то забыла, – шмыгнула носом девочка.

– Уверен, он и так знает, как ты ему благодарна, – внезапно осипшим голосом заметил Ансель; он-то прекрасно понял, почему так и не вернулся этот неведомый герой.

– Зато я нарисовала ему рисунок. Хотите покажу? – предложила Лиса и, не дожидаясь ответа, залезла под подушку и вытащила несколько листов бумаги.

Ансель поразился мастерскому рисунку; у Лисы был явный талант. Тонущая баржа, волны, набегающие на берег, и мужчина, помогающий выбраться из воды маленькой девочке.

– Очень красиво, – искренне похвалил Ансель.

– Правда? – обрадовалась Лиса. – Думаете, ему понравится? А я еще его портрет нарисовала. – Она протянула Анселю второй лист бумаги.

Юноша взглянул – и мир внезапно завертелся, теряя знакомые очертания.

Воображение маленькой девочки наделило ее спасителя статью настоящего героя, хотя на самом деле у того никогда не было такого гордо вздернутого подбородка и решительного взгляда. Зато черты лица Ансель узнал с первого взгляда.

– Еще не закончила, только набросок, – глухо, словно издалека доносился до него голос девочки, и та сунула под нос юноше начатый рисунок, на котором ее спаситель вел за собой через развалины городских улиц мальчишку. – Это мой братик, – указала Лиса на маленькую фигурку. – Он потерялся в Алтане. Но когда этот джентльмен вернется, – ткнула она в своего спасителя, – я попрошу, чтобы он туда слетал и нашел Тиккори. Я уверена, он мне не откажет!

Голос девочки исчез за нарастающим шумом в ушах. Ансель закрыл глаза. Вот и все. Не придется ему больше волноваться о том, как рассказать приятелю о гибели Эммы.

С желтоватого, с неровно оборванными краями листа на Анселя смотрел и улыбался Кип.

День тянулся мучительно долго. Все понимали, что враг вот-вот нападет, но пока атака еще не началась, и ожидание выматывало.

Казалось, все вокруг только и делали, что писали письма. Ника тоже достала было красивый письменный набор, который подарил ей Нильсон, и поняла, что не может написать письмо. Да, она и прежде писала их, а потом сжигала. Но сегодня – сегодня она просто не имеет права его писать. Ведь, скорее всего, ее отца уже больше нет в живых. И в этом виновата она.

А она могла его спасти! Все, что требовалось, – это отказаться от дуэли, и дело с концом. Или просто сбежать во время боя. Ведь в действительности никто не ожидал от нее победы, главной целью было купить время и вывезти беженцев… Победа в дуэли не означала победу в войне; по сути, она вообще ничего не решала! Да, личный состав мыса Горн приветствовал ее как героиню, да, они все воспряли духом. Наверное, этот настрой поможет им, когда начнется последнее сражение за мыс Горн. Но… все равно вряд ли кто-то посмел бы ее упрекнуть, если бы она проиграла: все понимали, что против десяти авиолетчиков шансов у нее нет.

Да, она могла проиграть – и спасти отца. Почему она этого не сделала? Почему между честью авионер мыса Горн и жизнью отца она выбрала первое? Как она могла так поступить?

Ника бросилась ничком на койку и уткнулась лицом в подушку. Да что же она за человек такой! Оставляет Агату в Сирионе, когда та попадает в беду. Оставляет Тристана на Окракоке у пиратов. Оставляет отца в руках врагов, хотя те доступно объяснили, что от нее требуется, чтобы его спасти!

… Авионеры Танго писали письма, клали их в голубые конверты и несли в почтовый ангар. Они были слишком заняты своими мыслями и не обращали внимания на то, что происходит вокруг. Поэтому никто просто не заметил, как трясутся плечи зарывшейся в подушку Ники.

– Ансель! Подожди!

Юноша вздрогнул от неожиданности. Оглянулся и с удивлением обнаружил, что ноги сами принесли его туда, где он чаще всего находил покой, – в Конструкторскую.

Из темноты возле забора, ограждающего периметр базы, появилась фигура, и, по мере того как она приближалась, у Анселя появилось настойчивое ощущение того, что все это уже однажды с ним происходило.

– Тайрек, – даже не спросил, а просто констатировал факт он, глядя на похудевшего блондина с хорошо знакомой плутовской улыбкой на раскрашенном синяками лице.

– Что, даже не спросишь, зачем я здесь и как собираюсь использовать тебя на этот раз? – вроде бы веселым тоном спросил Тайрек; вот только веселость не отражалась в глазах.

Ансель равнодушно пожал плечами. Какая разница? Сегодня погибли его друзья и десятки незнакомых ему беженцев. Завтра, скорее всего, погибнут все они, и какие бы планы и интриги ни строил на этот раз Тайрек, совсем скоро это уже не будет иметь никакого значения.

– Ладно, я сам расскажу, – не дождавшись ответа, сказал Тайрек. – Я привез тебе шанс. Вернее, шанс всему мысу Горн. Ну и остальной Арамантиде в придачу.

– Шанс? – равнодушно подыграл Ансель, потому что повисшая пауза требовала ответной фразы.

– Шанс на победу! – с торжественным видом заявил Тайрек и приподнял саквояж, который держал в руке. Выжидательно помолчал, глядя на Анселя, а потом тихо спросил: – Неужели даже не поинтересуешься, что это за шанс такой?

Механикер устало взглянул на него:

– А смысл? Ты все равно опять соврешь. Да и, честно сказать, сейчас мне не до твоих игр.

Все напускное веселье мигом слетело с Тайрека. Он серьезно посмотрел на Анселя:

– А я и не играю. Никто не знает, чем закончится для нас завтрашний день; может, никого из нас уже не будет в живых. Я не первый раз смотрю смерти в лицо. И знаешь что? Я понял, что к этому не привыкнуть. Каждый раз страшно, как в первый. Но с каждым разом все отчетливее понимаешь, что тебе нужно сделать, если этот день и впрямь твой последний.

Ансель не собирался откликаться на слова Тайрека; он не собирался их даже слушать! Но неожиданно понял, что не может отгородиться от них. Возможно, дело было в тоне, которым их произносил его бывший приятель. Или в выражении его лица; казалось, Тайрек сорвал с себя все маски, не оставив под ними ничего. Ничего – кроме себя, настоящего.