Ад Вороновский - Половина солнца

Вместо этого я натянул улыбку, прекрасно чувствуя, что выглядит она вовсе не как улыбка, а как оскал дикого зверя, и расправил плечи, глядя перед собой.

Все они смотрят на меня.

На меня.

Будто бы меня ведут на расстрел.

Что же, до этого ещё далеко.

Кто-то выкрикнул:

– Смерти нет!

Кажется, теперь я улыбнулся искренне.

На того, кто озвучил лозунг, шикнул один из взрослых – охранник или учитель. Но с другой стороны раздался ещё один утвердительный возглас:

– Смерти нет, и вы нас не запугаете.

Молчание.

Никто не затыкал им глотки.

Мы зашли за угол, приближаясь к медицинскому кабинету. И только почувствовав дурманящий запах лекарств, я понял, насколько был слаб всё это время. Поэтому Хэллебор сумел прочесть мои воспоминания. Впрочем, ещё и потому, что я дал ему это сделать. Я хотел, чтобы он знал. Коул должен знать.

В дверь постучали. Врач уже хотел было прогнать очередного зеваку прочь, но в комнату зашёл человек с окровавленной рукой.

Разбитые костяшки. Взъерошенные волосы. Пустой взгляд синих глаз.

Он метнулся ко мне.

– Бэйл, – сказал он, опуская приставку «ла». Верх неуважения. Я нахмурился, не делая больше попыток улыбнуться.

– Хольд, – вернул ему грубость я.

Врач встал между нами, обрубая появившуюся нить электричества.

– Снова, Мейерхольд? Кажется, я уже говорил тебе: если сломаешь руку, я запру тебя в больничном крыле навечно. Будешь есть невкусные каши с ложечки и резать вены ей же.

Он пододвинул стул и кивнул на него парню. Мне же он указал на койку.

– Сейчас я подготовлю твоё лекарство. Эрнест! Будьте добры, снимите наручники. Они помешают установке катетера. А ты садись, не стой.

Аарон, явно сомневаясь, слушаться или нет, всё же опустился на стул. Его костяшки сильно кровоточили. Судя по всему, он избивал. Кого-то или что-то – нетрудно определить: был бы кто-то , то он тоже находился бы сейчас тут. Если, конечно, Аарон его не убил. Но вероятнее всего, швед молотил кулаками стену или дерево.

Достав из шкафчика лекарства, врач подозвал медсестру и велел ей обработать рану Аарона. Эта ссадина была чертовски страшной – меня бы не удивило, если он и правда сломал себе кости или…

– Вывихнул запястье, – подытожила медсестра. – Как и говорил доктор – доигрался.

– Это было не баловством, – безучастно заметил Аарон. – А попыткой никого не убить.

При слове «никого» он метнул ядовитый взгляд на меня. Его глаза были словно аконит – синие и отравляющие.

Юниган тем временем снял наручники и молча удалился. Он не выглядел озлобленным, но явно был настороже.

Пока медсестра отчитывала Аарона, попутно фиксируя запястье, врач достал один из пузырьков, не так давно выданный нам Лукой. Затем велел мне лечь на койку и закатать рукава, что я и сделал.

Снова последовала процедура установки катетера.

Чертовски неприятное действие.

– Готов?

Я неопределённо пожал плечами. Люди привыкли в ответ на это движение делать то, что считали нужным сами.

– Молодец.

Вскоре я отключился. Я знал, что мёртв.

Я мёртв.

Должен быть мёртвым какое-то время, чтобы жить…

Но что-то пошло не так.

Я ведь должен был уже проснуться, должен. Нечем дышать…

Я открыл глаза, пытаясь схватить ртом воздух.

Врач и медсестра валялись на полу без движения. Юниган тоже лежал у двери, не похожий сам на себя.

Аарон нависал надо мной, накрыв мне рот и нос ладонью, и больно зажимал катетер.

– Где. Генри?!

Он сильнее надавил на челюсть, едва не ломая её. Я пытался поднять руку, но у меня не хватало сил.

Чёртов Аарон. Вышло лишь слабо поднять ладонь, хлопая ею по изрезанной лезвиями руке Мейерхольда.

Он позволил мне говорить, но с катетера руку не убрал.

– Не узнаешь, пока не наступит время.

Его обычно спокойное и безразличное лицо пылало ненавистью. Он схватил меня за плечи и вдавил в койку.

– Ты знаешь, где он? Это всё же был ты, верно? Это всегда был ты.

Я тихо рассмеялся. Уже второй раз за день меня обвиняют в преступлении. Знают ли они хоть что-то, что могло бы помочь им выжить?

– Вяжите меня и казните меня, – просипел я, заливаясь кашлем и хохотом. Он был тихий и слабый, потому что я не пришёл в себя после смерти.

Аарон сдавил мне горло.

– Говори, иначе ты пожалеешь о том, что бессмертен.

– Бессмертие даёт нам возможность вытерпеть любые пытки, Аарон. Конечно, заведи ты меня в подвал и пытай сорок лет, я бы не выдержал, но у тебя нет возможности мучить меня дольше пяти минут, пока другие учителя не заметят беспорядок. А потому твои угрозы пусты и невинны, как шантаж ребёнка нажаловаться матери. К-ха… Генри жив, – его хватка ослабла. – Пока живу я.

Он нервно ухмыльнулся. Это была первая красноречивая эмоция, отразившаяся на его лице, помимо ненависти.

– Это бред. Ты не колдун, чтобы связывать свою жизнь с жизнями других людей.

– Откуда ты знаешь?

Я дотронулся до его уха, призывая тьму.

Взгляд Аарона застыл.

Он услышал исходящий из тьмы шёпот.

И отпустил меня.

– Ты… Я ещё приду за ним. Я его верну. Мне плевать на твои игры в восстания. Мне нужен только мой брат.

Теперь я заметил, что его рука всё-таки перебинтована. Аарон, глядя на медсестру, виновато поджал губы и, наклонившись, аккуратно положил её на свободную койку.

Не говоря ни слова, он вышел, отпихнув ногой Эрнеста.

Я тяжело вдохнул воздух, захрипев.

В комнате царила тишина. Никто не шевелился.

Только переливалось лекарство из катетера в некогда заражённую кровь.

В свете последних событий уроки были отменены. Всё это время любая учебная муть была для меня как в тумане.

Я рассматривал чертежи, чувствуя, как оно приближалось. То, от чего я так сильно старался сбежать всю свою жизнь, начиная с тринадцати лет.

Не подростковый возраст, конечно, нет. Впрочем, скорее всего, это было одной из причин.

Я так сильно старался избегать этого.

Чувства собственной беспомощности. Бесполезности.

«Почему ты не заплатил ещё вчера? В чем дело-то опять?!»

Не мог помочь финансово. Виновен.

«Сковырнулась».

Не мог спасти жизнь. Виновен.

«Он не отвечает на звонки. И никогда не ответит».

Не мог вернуть ушедшего брата. Виновен.

«Кем ты стал, Коэлло? В детстве ты был другим. За что мне всё это…»

Я не должен был даже быть на свете. Виновен.

С ненавистью посмотрел на зарисовки механизма. На краткие пояснения к деталям. На формулы и расчёты. На свой плод фантазии, судя по всему, продукт и в самом деле феерически провальной идеи.

Это чувство. Чувство жалости к самому себе. Оно бесило особенно сильно. Оно пожирало изнутри, заставляло бороться, подавить это, перешагнуть через него, через этого монстра. Заставить себя, скрипя зубами – заставить.