Юрий Астров - Квинтовый круг [сборник litres]

– Я не собираюсь здесь долго сидеть.

Мужичок хмыкнул и скрестил кисти рук на затылке.

– Я тоже так вначале думал, а теперь на волю не хочу: там меня ждут уже двое с носилками и один с лопатой. Лучше мне быть живым Полканом, чем дохлым львом, – и затрясся в тихом смехе, позвякивая цепью.

– За что тебя сюда поместили? – спросил я.

– За то, что знаю больше, чем мне положено, и очкарик – умный черт, догадывается, что я знаю, но хрен чего от меня добьется. Вот для этого тебя и подсадили.

– А я здесь при чем?

– Да нет! – мужичок поморщился и махнул рукой, – я знаю, что ты не провокатор, но они думают, что я с тобою разговорюсь, наболтаю лишнего, а они уж вытянут из тебя, что им нужно.

Тут в свою очередь обиделся я:

– Из тебя, значит, не смогли вытянуть, а из меня…

Мужичок усмехнулся.

– Я другое дело. Смотри, – он сбросил тапочек, протянул в мою сторону свободную от цепи ногу. Вместо пальцев там топорщилось что-то комкообразное, – это я еще на заводе наступил на раскаленный уголок и стоял на нем, пока не унюхал смрад от сгоревшего спецботинка и пальцев.

Довольный произведенным эффектом, мужичок закончил:

– Это у меня от рождения абсолютная нечувствительность к боли. Анальгезия называется, отсутствие болевых рецепторов. Из меня отличный партизан получился бы, подпольщик или разведчик. Здесь тоже поначалу Шашлычник иголки совал мне под ногти. Котя как увидел, аж в обморок упал, а мне хоть бы что. Плюнули и оставили в покое, только на цепь посадили, вроде наказания. Вот я и залаял, да так убедительно, что не только они поверили, а даже самому порою кажется, что по мне прыгают блохи. Но даже сам очкарик не сообразит, что если мне потребуется, я перегрызу свою лодыжку и приковыляю к своему обидчику, чтобы вырвать его горло.

Несколько минут помолчали.

– Ну а ты на чем подзалетел, если не секрет? – в свою очередь поинтересовался он и прилег на бок, приготовившись слушать.

– Да нес деньги одним, а перехватили эти.

– А тебя зачем с деньгами прихватили?

– Понятия не имею. Их главный пытается убедить меня, что я сумасшедший и сижу вот уже чуть ли не полгода, даже документы сфабриковал на другую фамилию с моей фотографией.

– Значит, это не случайно… это серьезно. Не стали бы они по пустякам засвечивать такое учреждение.

– Оно разве нелегальное? – спросил я.

– Да нет, психушка вполне легальная, только дела здесь творятся очень и очень нелегальные. Здесь делают сумасшедших. По заказам и за большие деньги. Это их основной бизнес, а то, что они хапнули чужие деньги, то это зря. Парни из Вишневой балки им этого не простят. Но зачем они тебя сюда притащили? Непонятно…

– Тот, который за главврача, спрашивал что-то про мальчика…

Мой сосед в буквальном смысле подскочил на койке.

– Так вот оно в чем дело! С этого и начинать нужно было, – и покачал головою, – ну и ну! Мальчика захотел наш очкарик. Круто!

– Что это за мальчик такой? Последнее время я о нем только и слышу.

– Да у меня тоже сведения не из первых рук, – мужичок закинул ногу на ногу и положил ладони на острые коленки, – говорят, мальчик как мальчик, лет восьми, из детдома, очень способный. Вот его и переманил к себе Хозяин из Вишневой балки – конкурент нашего очкарика, и теперь ему этот мальчик на компьютере детально прорабатывает все операции по выколачиванию денег у бизнесменов.

Так вот откуда детский голосок в записях «желтого дома» и в разговоре с Гнутым по рации!

– И это неплохо у него получается, – продолжил мой сосед, – поэтому и прячет его Хозяин от таких, как наш очкарик. А последнему взбрело в голову заиметь этого мальчика, чтобы он работал на него. Зря он лезет не в свое дело, зря. Но уж если он что-то вдолбит себе в голову, то его не своротишь. Вот и ты попал под его колеса, и я тебе не завидую.

– Что уж ты такие страсти нагоняешь?

– А так оно и есть на самом деле, без преувеличения, – заверил меня мужичок, – и зря я тебе рассказал про мальчика. Хотя ничего нового и не сообщил, чего не знал бы очкарик, но тебе лишняя информация противопоказана: она будет создавать фон на детекторе, и тебя будут мучить до тех пор, пока не вытянут вместе с жилами эту информацию, а убедившись, что ты ничего не знаешь, они начнут ломать голову, что с тобою делать. И ничего лучшего, чем упрятать тебя в скотомогильнике или камышах поймы, не придумают. Есть еще, правда, вариант, который избрал я, чтобы остаться живым. Им нужны послушные мнимые сумасшедшие для отчетности.

И неожиданно закончил:

– Ты извини, но после завтрака мне положено сто двадцать минут сна. Способствует пищеварению.

Повернувшись набок лицом к стене, он сразу же захрапел. А я остался один на один со своими мыслями. А думать было о чем…

– Идут, – прошептал мой сосед и, сбросив одеяло на пол, забрался под койку.

Я подивился его острому (как у собаки?) слуху: пока не подошли к двери, никаких звуков из коридора не доносилось. Щелкает замок, открывается дверь, на пороге двое. Шашлычник входит в палату, Котя остается в дверном проеме.

– Выходи, Ромео! – приказывает мне Шашлычник.

Подымаясь с койки, успеваю заметить, что Полкан, не высовывая головы, скосил глаза на вошедших. Иду к двери, сосредотачивая внимание на подбородке Коти, который по-коровьи перекатывает во рту жевательную резинку. Буду бить правой снизу. Для этого нужно последний шаг угадать под левую ногу. Но Шашлычник, будто прочитав мои мысли, цепко взял меня выше локтя за правую руку. Черт! Даже если я выдерну руку, удара сильного не получится.

И в это время (будто с цепи сорвался) залаял Полкан.

– Ты чего, псина? – без всякой злобы спросил Шашлычник, притормозив меня.

– Эй вы, дебилы! – заорал Полкан, переходя на человеческую речь.

Я обернулся. Шашлычник тоже. Мужичок стоял (чуть не оговорился – на задних лапах) в позе бегущего человека, вытянув вперед заросший подбородок, и столько злобы было в его округлившихся глазах, что я сразу понял: он не играет, он по-настоящему.

– Дебилы, дебилы! – повторял он, гремя цепью. – Доберется до вас Гнутый! Вывернет кишки наизнанку!

Упоминание о Гнутом вывело из дремотного состояния Котю.

– Врежь ему! – посоветовал он Шашлычнику.

Шашлычник отпустил мою руку и сделал два шага к Полкану.

«Давай!» – скомандовал я сам себе и метнул в прыжке с разворотом корпуса правый кулак в подбородок Коти. Эффект неожиданности сработал: тот даже не успел собраться и принять удар. Голова его дернулась, как у тряпичной куклы, и он отлетел к противоположной стене коридора, грузно ударившись задом о пол.

Стремительный взмах левым плечом – и я уже в коридоре. Не знаю, как это получилось, но правый кулак, возвращаясь по большой дуге вниз, толкнул открытую дверь, и она, щелкнув английским замком, захлопнулась. Такой удачный расклад я даже и не предусматривал: Шашлычник остался в палате, а связка ключей торчала снаружи в скважине.